СТИХИ АЛЕКСАНДРА КИРИЯЦКОГО

По Нострадамусу и мои строфы-бои

Стихи Александра Кирияцкого

ПРОИСХОЖДЕНИЕ НАШЕЙ ВСЕЙ ВСЕЛЕННОЙ

Миров идею с совершенством Бог предпочитал,
Семнадцать кратких измерений, вне времён накал…
Взрыв к метрикам трём – Космоса, что Стариться устал,
Грядущий крах сплетенья мест расширил, вмиг, овал.

Чрез миллиардов пятьдесят – кругов к ним смерть придёт,
Раздроблены молекулы, масс нет, зри мрак пустот,
Победы расстояний жди над сущностью.., разброд
Из Чёрных Дыр, что спрячутся с последней вязью нот.

Хвостов галактик правильность к находкам всяких вер,
Их вероятность видится на каждой точке мер.
Противоречья плотностью свет держат без войн сфер,
Возможно, отодвинули конец вселенских эр.

Внутри Дыр Чёрных: расстояний
Нет у им преданных частиц,
Закон могущества влияний
Связал частично и цариц

С мирами Абсолюта в теле …
Тринадцать миллиардов лет,
С одной из сфер Вы захотели
Мутанту в Вечность дать совет,

Там нет пространств до их времён,
Грядущим в прошлых не прочти:
То, что сцепить даёт закон
Со скоростью, как луч почти.

Галактик всех не вечен лес,
Их Минимум создал ... Дитя
Из первых звёзд взрывает бес,
Шесть миллиардов лет спустя.

Раздвинешь ими жар на кризисе, единств урон:
Ты будишь настоящее, а прошлое, прочь, вон!
Нет совершенств! Опасности у граней от сторон,
Ещё – анти материи – у бездн мерил заслон.

Семнадцать измерений цельно пали у основ
Мощнее, чем Вселенная, нейтрон без берегов.
У противоположности нет войн её врагов,
И кажется: реальное у царства «благ» оков.

Раз в миллиард: начальное над нами превзошло,
Коль пустотелы атомы, их отдалять могло:
Материей потерями делилось мира зло,
Невидимо, исчезло чтоб последнее число.

Протоны с нами, электрон
Слаб формой, упорхнуть ему
Галактики исчезнут. Фон
Пронзит уже без края тьму,

Заставит каждую звезду
Угаснуть в будущем. Чтоб пал
Мир расширенья, гиб в аду,
Пусты зияния, развал,

Сил гравитаций Плюс спасти,
Единствами бой собирал.
Знак «минус» разрушал пути,
Куда вёл свыше идеал,

Грей дрёму, солнце, сразу
Пять миллиардов лет, но трон
Людей подобен вязу,
Росла чтоб личность у персон.

                                           I

      О всевышнем предвидении по катренам Нострадамуса

.... ayant  voulu  taire  et  délaisser  pour  cause  de l' injure, et  non  tant  seulement  du   temps    présent,  mais  aussi  de  la  plus  grande part du futeure, de  mettre  par éscrit,  pource   que  les  régnes,  sectes   et   religions   feront    changes    si   opposites,   voire   au   respect  du   présent  diamétralement,  que  si  je  venois  à l' advenir  sera  ceux  de  régne,     secte,   religion,   et    foy   trouveroyent   si  mal  accordant   à  leur   fantasie  auriculaire,  qu' ils   viendroyent  à damner ce que par les siècles advenir on cognoîstra êstre veu et apperceu.... возжелав утаить и отказаться от причины оскорбления и, не столь только настоящего времени, но таково большей части будущего — от уложения записью— потому, что царства, секты и религии сотворят изменения, как противоположные видимо к почтению настоящего диаметрально, что если я теперь то совершил бы, окажется это у царств, сект, религий и вер нахождением, столь плохо согласующимся с их слабой ушной фантазией, что они тут же явились бы проклясть то, что через века произойдёт, признают сущностью видимой да явной.

(Из «Предисловия месьё Мишеля Нострадамуса к его пророчествам Цезарю Нострадамусу, сыну, к Жизни и радости»)

              Вместо Бога

Евреев, мусульман, христиан
Божок – песчинка. Великан
Вселенских многогранных стран
Его вампирсту не был дан.

Царьку подвластны: лишь Земля
C ней человечек. Астры тля
Грозится адом, разум зля,
Что создан ею "свет" с нуля.

Почти шесть тысяч лет назад
Витал меж звёзд астральный гад.
Его притягивал распад,
Тот, что тащил миры назад:

Статичный, мёртвый, как кристалл,
Для духа мрак, как пьедестал,
Оттуда видел без начал,
Творенья Божьи, где гад спал.

Ждёт oн, чтоб разум в нас потух:
Люд только с «богом», а "рай" в двух
Иль трёх тысячелетьях, пух –
Земля, весь космос нам – злой дух

A все созданья в нём, как ад,
Гад только – «бог», что спит в шабат,
Мир проклинает невпопад,
Сулит за ложь – хаОс наград.

Врёт: "Прежде Землю он слепил, -
Мол, Òн-Царь, до других светил". -
ВО ВРЕМЕНИ, божку был мил
Обман, что дух рабам внушил,

Как в «Пятом элементе» шар,
Крах-Апокàлипсис, кошмар,
Земле придумал ворох кар,
Что всё живое съеcт пожар.

А лишь на Землю его зол
Достаточно, на произвол,
В войне чтоб голоден и гол
Стал люд и в космос не yшёл

От мести душам и умам,…
В них настоящий Бог, где сам
Гад непригляден поясам,
Вселенским, как их существам.

Влиять мечтал лгун на миры,
Как смерть, в побеге из дыры
Галактики, как кожуры
Другой Вселенной, от игры

Со временем, в нём дух рождён
Астральной пылью испокон
Веков коротеньких, там он
Землян заставит бить поклон.

Ему вруну из тьмы божков
В Египте роют первый ров,
Он возле душ, людских даров,
Где гибель тел – дверь в Божий кров

Всеx смертных, также и ему,
Его низверг Бог, как в тюрьму,
Во время… Он ведь потому
Ненужен стал в нём никому.

Шесть миллионов люди лет,
Покинув плоти, в Божий свет
Шли к Богу за дела, а вслед
Никто им не шептал зло: «НЕТ!»

Нейтралитет материй сфер
Служил для гада, как пример.
По нарушениям размер –
Судьба в условностяx всех вер.

В границах качества, как сны.
А в Боге всё одной длины
Безгранной. НЕРАЗДЕЛЕНЫ
Все времена без сатаны.

Мы – в прошлом-будущем-сейчас,
Всё вместе Благом слито в нас
Из всех цивилизаций враз,
Как бесконечности рассказ.

Граница «СЛÒВА» уст – «милà»,
Глагол чей, мол, пускал в дела
БОЖОК ВО ВРЕМЕНИ - ХУЛА
Творцу, она Мошè лгала.

Когда достаточно умён
Люд станет, «СЛОВО», пласт времён
Забудется, чей раб имён
Пред чтеньем мыслей посрамлён:

У телепатов языка
Нет, ибо мыслей их река
Для «СЛОВА» - слишком глубока,
А для абстракции – тонка.

Дал имя Богу паразиТ
Астральный, он в субботу спит,
Земли ничтожный сателлит,
ДурИт с невидимых орбит.

Тварь – дух, но oн - не сатана.
Десятком тысяч сочтена
Годками жизнь божка, вина
В людские влезла времена:

Пред Богом за дела в Раю,
Cыграть со временем - в ничью,
А eй бы попадAть в струю
Задумок Божьих, как ручью

Рекою y двуликих вер,
Где с правдой ложь в стихах химер,
Где гад – божок да люцифер,
Не больше Богу, чем Гомер,

Евреев взялся подчинить,
Порвал навеки с прошлым нить,
В ислам с христианством манит прыть,
Европу к Азии пришить.

Единым культом этот "бог",
Во времени "творил" эпох
Шести, устал, чуть не подох,
Уснул, и вот, переполох

"БЕЗ БОГА"?! Твари ложь – Адам!
Мрак не прибил к лжи берегам?
При встрече с Абсолютом нам
Поверье в адский бред – не срам?

Бог сразу сотворил весь свет
Тринадцать миллиардов лет
Назад, как всех времён рассвет, -
Грядущее, где злoбы нет.

Жил кто-то в будущем сперва,
Не оправдал на ум права.
Второй раз в прошлом. Булава
Настигла, с плеч чтоб голова.

Ну, жил в трёхтысячном году,
Скорбя, потом блуждал в аду,
Вот с крестоносцами в бреду
Он после, к смерти на беду

Приехал в Иерусалим,
Зря обезглавлен, пал под ним,
Он с мусульманином одним
В Pай улетел. Непостижим

До Абсолюта, как всех путь,
Когда разумных понял суть,
Ты осознал: Не потянуть, -
О прошлом быстро позабудь,

Чтоб в двадцать первый век душа
Твоя влетела, не гpеша,
В новорождённого, где вша
В семье талантов без гроша.

Когда смерть ищет душу-дочь,
Из тела ложь та мигом прочь
Бежит, во мгле, мол, нe помочь,
Но Бог там освещает ночь.

Тысячелетья третьего, за ним ряды эпох,
Предвиденье событий, что нёс врачу сам Бог
В шестнадцатом столетии, — осмыслил я в стихах,
            Мной собранных в единый сказ, их превратят во прах

Безумные сторонники средневековых вер,
Мишель для них ссылался на прообраз царств химер
Из мифа Торы с Библией, чтоб не родилось зло,
            Сколь с первых тварей суши до Рождества прошло,

Столь жить и всей Земле пока, чтоб в будущем мозг смог
Оставить дом свой вовремя, отмеренный знав срок,
Быть может Нострадамусу сто — в сотне тысяч лет,
            Как пишет, зашифрован им от глупых глаз завет.

Но двести миллионов зим всё ж в двадцати веках
Оставил я в терцинах уж своих, скрывая страх
Шагов меня, ничтожного под кодом свыше строк,
            Где предвещал грядущее из Франции пророк.

1. 16 Faulx а l' éstang joinct vers le Sagitaire,
En son hault AUGE de l' exaltation,
Peste, famine, mort de main militaire,
Le siècle approche de renouation.

1.16  Ложность в  пруду 1 поведёт к созвездью Стрельца,
Её высь УМНОЖАЕТ хвала,
Мор, голод, смерть от рук войск отца,
Эпоха перемену приближала.

              (Нострадамус 1555 год)

То Сатурн во лжи был зажжён лишь глазу
Нострадамуса, самодержец сразу
В казнях с голодом подведёт к экстазу
    Винтики-народы,

Перед ним падут те, кто для свободы
Власть ему вручат с рабством от природы,
Страх, заставь забыть о первопричине
    В чёртовой святыне,

Что дала цель им и свела к кончине
Всех рабов мечты, ведь иного ждали
От столетия в радужном начале,
    Чтоб все осознали:

Не всегда слова сходятся с делами!..
«Чёрный карлик» и с тайными мечтами!
Чтоб спаслась душа и не короновали
    Первого средь равных!

Даст он избежать двадцать лет бесправных —
Рок рабов немых вдоль свобод недавних?
Но Сатурн пройдёт звёзды Скорпиона,
    И падёт корона

Сил проклятых по правилам закона
Прошлого. И мы вознесём другое,
К утру вещему время золотое
    Нового устоя

________________________________
1 откуда вода не вытекает и куда не втекает,
нечто вроде железного занавеса

1.18 Par la discorde négligence Gauloise,
Sera passaige à Mahomet ouvert;
De sang trempé la terre et mer Sénoise,
Le port Phocen de voilles et nefz couvert.

1.18 Из-за раздора к распрям, о галл,
Будь, как врата Магомету, открыт,
Кровь чтоб  от моря брег Сьены впитал,
Ливанский порт парусами судов скрыт.

              (Нострадамус 1555 год)

Части шестой своего населения  скрытно
Франция, перепугавшись, безлико постыдно
К третьей войне мировой подведя, очевидно
  В распрях поддержит к джихаду на Ближнем востоке.

Быстро забывшая шестидесятых уроки,
Вместе с Россией летящая в адском потоке,
Тех защитит, кто её круче всех проклинали,
  Ибо корану французы хвалу не воздали.

Трус не предвидит угрозу оружья в вуали.
Словно она не оставила страны колоний,
Мстят и мстить будут всегда до военных агоний
  Против сплетающихся европейских гармоний.

Силы фанатиков выпадут ядерным взрывом,
В прах превратится мечтанье о радуге с миром.
Франция, чтобы спастись от войны той с призывом,
  Вдруг обратится к Европе принять Магомета?

По мусульманам ударить ли? Те без ответа
Выйдут пасть ниц или Землю бомбить к концу света?
В суре «Добыча» под номером восемь в коране
  В строчке двенадцатой писано: «...О, мусульмане,

Бейте неверных по шеям, по пальцам...». В преданьи
Суры и сорок седьмой из главы Мухаммада:
«После удара мечом по неверному надо
  Силы свои укреплять, за  то — гурий награда».

___________________________________
1 Финикийский, ныне ливанский

1.22 Ce que vivra et n' ayant aucun sens,
Viendra leser à mort son artifice:
Austun, Chalon, Langre et deux Sens,
La grêsle et glace fera grand malefice

1.22 То, что проживёт и без чувств для замен,
Придёт вредить, к смерти чьё мастерство:
Отона, Шалона, Лàнгра, двух Сен,
Град да лёд воплотят порч колдовство.

              (Нострадамус 1555 год)

Представлялся Нострадамусу животным
В будущем котле многонародном
Монстр техногенный  — инородным
       Устрашением; без чувств он сразу

Станет страшен неприятельскому глазу,
Что украденным, взорвётся по приказу
Оскорблённого с востока самодержца,
       Кто средневековый рай от всего сердца

Возжелает заслужить, он иноверца
Вседержавного сразит гигантским взрывом,
Что падёт опасным градом над всем миром,
       То — война над прòклятым заливом.

А тогда от Индостана до Китая,
От Европы до Австралии другая
Для Америки взлетит идея! Не взирая
       Ни на что, забыть заставит Магомета —

Мусульман — войной заразною планета
С Пакистана до Морокко, чтобы следа
Не оставить, так же в древность насадили
       Эту веру, как и все другие, на могиле

Беспринципной неизменности чтоб жили
На Всевышнего иные взгляды
Без догматов устаревших, чьи  обряды
         Порождают предков — старых вер распады.

1.17 Par quarante ans l' Iris n' apparoîstra
Par quarante ans tous les jours sera veu:
La terre aride en siccité croîstra,
Et grand déluge quand sera aperceu.

1.17 Сорок лет не встать под  радугой-дугой,
Сорок лет все дни та видима, чтоб
При засухе претворяться земле сухой,
Страшнейший когда явится потоп.

              (Нострадамус 1555 год)

Предупрежденье последствий — за веру — всемирной войны
Предотвратит ли ответы на происки в нас сатаны?
Свет, победишь, но ценой какой тьму! Скроют  тучи светило,
Оледененье — с заразой пургой без дождей, как могила

Для большей части  растений с животными, чтоб отрезвило —
Культам своих диких предков — молившихся, чтоб прекратило
Всё человечество жить по звериным стопам старины.
Религиозники чтоб поняли тяжесть любых вер вины.

За сорок лет всей радиоактивной смертельной зимы
На дикарей и разумных лишь горстку разделимся мы
Не по вине, но по воле нашествий случайного рока.
Жертвы посадят на трон всей Земли самодержца-пророка.

Сын его в роли Счастливого Генриха мудрость Востока
Соединит с европейским остатком культуры, но строго
Карать дикарей начнёт как животных, посланников тьмы.
Грядут насильные чистки сознанья, спасая умы.

При самодержце наследнике Генриха, (коли беда
Третьей борьбы мировой не минует планету, когда
Противоречья перенаселения обострятся)
Оледенения кончатся к гибелям множества наций

В таяньях льдов из-за непредсказуемости ситуаций.
В неудержимом потопе опять всё должно разрушаться.
Генриха время, как век золотой, воспоют навсегда.
На возрожденье утраты — уйдут века, не года.

1.96 Celuy qu' aura la charge de déstruire
Temples, et sectes, changez par fantasie:
Plus aux rochiers qu’ aux vivants viendra nuire,
Par langue ornée d' oreilles ressasie.

1.96  Кто иметь будет тяжбу: сокрушить
Храм, сменённый фантазией всей,
Больше скале, чем живым, придёт вредить
Красноречьем для покорных ушей.

              (Нострадамус 1555 год)

Каждая религия лишь своего ученья
       Путь — избранным считает —  к истине Всевышнего,
Чуждые и схожие веры брата ближнего —
               Путь в ад от «лишнего»

Знания, крушившего мглы стойкость убежденья?
      Цель — культ во имя культа тёмными испугами,
Как в средневековье, — борьба души с недугами
               Зверей потугами.

В будущем наукой тот, кто вер нерасчлененье
      Докажет, опровергнет полудиких мнение
О лжесемидневности мира сотворения,
               Коль без сомнения,

Об «Адамоевстве» сказ — трём жречествам кормушка,
       Откуда, взялся люд при Каине и Авеле?
Бог всем Тот, кто Есть, не тот,  кого представили,
               Переписали и

Сделали сверхсимволом, что в детстве колотушка
      Народам непослушным при переселениях
Тысяча пятьсот лет назад в гибнущих империях —
               Мораль в общениях.

Догмы ведь статичные — бесовская игрушка
      В божественной одежде кличет инквизицию
Для защит писания «божею десницею»
               Благòй светлицею.

1.30 La nef éstrange par le tourment marin,
Abourdera près de port incogneu:
Nonobstant signes de rameau palmerin,
Après mort pille bon avis tard venu.

1.30 Чуждый корабль пусть из-за бурь морских
Причалит к незнакомому порту,
Не вняв сигналам ладоней сплющенных,—
Смерть, опоздал лучший совет на беду.

              (Нострадамус 1555 год)

Мыслящие существа, что вращались над шаром друзьями
Душам людским с их судьбой, о себе знать не дали веками
Из-за опасности сферам Земли навредить, долго с нами
В тесный не вступят контакт из-за наших пороков абстракций,

Станем нуждаться в них мы в безысходнейший пик ситуаций,
Где умирать нам иль выжить с другим пониманием граций
Жизни на синей планете, признаем: мы прежде, как звери,
Путь эволюции выбрали, верный, по крайнейшей мере,

Только до этого времени. Те осторожно нам двери
В цивилизации близкие — отворят. Чтоб промежутки
Между двумя ипостасями не были люду столь жутки,
На неизвестное плато корабль приземлится на сутки,

Чтобы оставить ключ, запись-код, как без потерь идеала
Ценностей прошлых культур чтоб на верный путь наша жизнь встала,
Не приближаться: суть предупрежденья пришельцев сигнала,
Что и защитное поле вокруг корабля не спасало

От бурь, реакций Земли на посадку межзвёздного судна,
Но любопытнейший нрав у людей осознает лишь смутно,
Что будет с нами, коль нам овладеть телепатией скудно, —
То, что и с тварью ручной. Возвращаться назад в лес свой трудно,

Зверю не стать человеком, как людям не быть существами
На частоте с не дарованными ещё временами,
Тем, кто уйдут далеко в бездну ту — смерть на Земле! Сами
Люди поймут первобытность свою в опозданьи  с мольбами.

1.46 Tout auprès d' Aux, de Léstore et Mirande,
Grand feu du Ciel en trois nuicts tumbera:
Cause adviendra bien stupende et mirande,
Bien peu après la terre tremblera.

1. 46 Где Лектор, Оз, Миранда,  всё вокруг
В три ночи с неба великий cвет примет для
Дел  поразительно дивных, и вдруг
Немного позже вздрогнет Земля.

              (Нострадамус 1555 год)

В прошлом, в годы шестидесятые
Былого века в небе —  богатые
       С волшебными цветами — плыли
Ночью объекты, чужеродной силе

Инопланетной цивилизации
Подвластные, что нас в изоляции
       Аквариума от налёта
Прочих существ держат, чтоб природа

Не возмутилась, и землетрясения
Не поразили люда творения.
       Спустя века, для нас спасенье —
Жадным — губительных грёз свершенье.

Состарившихся тех современники
Стремлений давних часто изменники
       Своей же юности ожога! —
Гордо решат, их верна  дорога

Споров друг с другом с пагубной грозностью.
Три дня Европе ждать с грандиозностью
       Контакта с многоцветным чудом
Разочарованным глупым людом,

Вновь убеждённым, что первобытному
Духу на свет к цели ползти одному,
       Земное поле зря задето,
Пусть в тех местах загудит планета.

Вырастет, спустя века, дух-разум в генах
Правильнее понимать (при переменах
Форм общений) мы друг друга будем. В венах
       Пульс пусть стучит иначе.

Битвы зла с добром иметь не будут веса
При перерожденьях в душах интереса
К ценности в ориентации прогресса...
       Жизнь всем задаст задачи

Те, что не поймём, как звери, мы сегодня,

Временем разрушит коль зло — Цель Господня,
В будущем взойдёт с Земли гнать нас преисподня,
       Мозг так получит сдачи,

Солнца провоцируя ядра активность,

Медленно крушить людей планеты дивность...
Ролью высших, несмотря на примитивность,
       Вступят с людьми в контакты

Из иных миров послы во имя долга

Трёх цивилизаций, что мы очень долго
Ждали, констатируя и вновь без толка
       Их вдруг ответа факты.

Главным из событий их прибытье это

Будет в эволюции ума рассвета,
Но  без  войн стихий эпоху нас — планета
       Закончит, как антракты

Буйства катаклизмов, уж не в Четвертичный

Временный период на челе двуличной
Матери-завистницы эгоистичной
       К детям своим взрослевшим.

Таять ледники начнут над полюсами,

Зимы не настанут, лишь падут дождями
Трети суши быть затòпленной морями,
       К счастью, уцелевшим

В невообразимом доме с кораблями

В воздухе и в водах, суше со зверями
Стать неизменяемой руками
       Их — шанс  дать путь к безгрешным.

1.91 Les dieux feront aux humains apparence,
Ce qu' ilz seront auteurs de grand conflict:
Avant ciel veu serain éspée et lance,
Que vers main gauche sera plus grand affict.

1.91 Появятся боги перед людьми;
И будут авторами сверхвражды,
Пред небом виден простак с копьями,
Что руке левой  масштабность беды.

              (Нострадамус 1555 год)

Много лет пройдёт с тех пор,
Как исчезнет грех-раздор
Меж людьми, уж им — простор
    Представлений о мирах

Озарится на глазах
Средь преодолевших страх
Пред подарком, что был дан
    В кодах инопланетян,

Что покажет, как в капкан
Зверских войн добра со злом
Сто веков люд полз рабом,
    Поколений тьма потом

Среди множества дорог
Выберет одну, чтоб мог
Выйти на иной виток
    Нашего ума злой  рок.

Жители  с других планет
Рано нам дадут ответ,
Что, как сад, растят наш свет
    Уж пятнадцать тысяч лет.

Знанья о былом убьют
Гордость дикую, шквал смут
Бросит ещё слабый люд
     К давнему, на божий суд.

1.63 Les fleaux passé diminue le monde,
Long temps la paix terres inhabitées:
Seur marchera par Ciel, terre, mer et onde:
Puis de nouveau les guerres suscitées.

1.63 С колец пройдённых — сжаться мирам,
Мир долгий на тверди нежилой,
Верен шаг по Небу, тверди, волнам,
Потом и вновь выдумки с войной.

              (Нострадамус 1555 год)

Оставившие Атлантиду тех пришельцев предки
Стремились к cпутникy вокруг Сатурна. Словно в клетке,
Летели долго, ведь, согласно их былой разведке,
      Внутри нeго тогда было построить город  можно,

Умами строгими освоить тверди осторожно,
Не стать им на Земле вновь первобытными ничтожно
Почти двенадцать тысяч лет назад до нашей эры,
      Как в будущем потомки люда в изученьи сферы

Земли, влияющей на мозг, к рожденью общей веры,
Освободятся от влияний недр на чистых души,
В конце тридцать восьмого века уж намного хуже
      Сулит жить в кораблях закрытых на безводной суше,

Чем улетавшим в страхе с отвергавшей их планеты.
За несколько веков до появления кометы,
Пророчицы беды, людских наук расцветы
      Построят межпланетные суда, чтобы земляне

Приблизились к кольцу Сатурна; в целостном сознаньи
Потомки у атлантов, нынче — инопланетяне
Как клетки макроорганизма мудро наблюдали
      Тысячелетья за развитьем диких на Земле, в начале

Учили их герои, умирая там, чтоб знали,
Как строить люди, сеять хлеб, чтоб вылезти из мрака,
Тысячелетья ожидать подарка Бога знака,
      Где их планета в Близнецаx или  в созвездьи Рака.

Вблизи колец Сатурна кокон
Перерождал былых землян-
Атлантов в инопланетян.
             Столетий сто прошло там. Дан

Им Божий знак к открытью окон
В свет их разумнее сетей
Цивилизаций сверхвещей1 —
      Сатурн — peaльнocть для людей.

Не может знак быть истолкован
В часы, когда мы улетим
С Земли, и нам, непостижим,
             Земных он десять тысяч зим

В потомках будет приближаем.
В те годы только приглашаем
На вcтpeчи люд, как уже знаем,
             Инопланетными друзьями

За несколько веков до мора
Под солнцем жгучим, чтоб без спора
Шли к расширенью кругозора
      Мы с полудикими умами,

Ничтожной звёздная система
Покажется, а перемена
Закружит голову. Дилемма
      Pacплacтаннoго с городами,

Что нам оставлены в былом,
Последним пагубным грехом,
Нас очищаемым звеном
             Окажется за гранью

Меж людом и тем существом,
Перерождённым в неземном
Мериле времени ином —
             Подходе к сверхсознанью

В телепатическом одном
Пpaмакромозге, что потом
Душой воспримyт бyдто гром, —
      К непостижимому желанью.

________________________________________
1 Например НЛО, летающие почти со скоростью света, достигнувшие созвездия Рака

1.47 Du lac Léman les sermons fâscheront,
Des jours seront réduicts par les sepmaines:
Puis moys, puis an, puis tous déffailliront,
Les magistrats damneront leurs loix vaines.

1.47 В Женеве с òзера речь огорчит,
Дней бег в неделях уж будет укращён,
В месяцâх, в годах, всё после смолчит,
И проклянёт власть свой пустой закон.

              (Нострадамус 1555 год)

Как растают ледники по всей планете,
Чтоб за гибель жизни всем не быть в ответе,
Мы в последнее взойдём тысячелетье,
       К фатальным сожаленьям,

Ведь бессилен люд перед Земли сожженьем.
Из Женевы власти стран всех с заточеньем
В городах закрытых убедят смириться,
       Что вымрут зверь да птица,

Рыбе же свариться, коль не небылица —
Людям улетать с Земли, пока веками
Зреть мутацию всей живности с лесами,
       С убийством их песками.

В джунглях людям в пять минут — смерть от жарищи,
Чтобы тут же стать гигантских гадов пищей,
Что мутантами придут на пепелище
       Заброшенных строений.

В будущих веках при смене поколений
Связи с энэло да пессимизм суждений.
Бесполезны станут всех землян старанья,
       Проклянут тогда законы вымиранья,

Что опустошит мудрейшие сознанья.
Тварей всех почти спасут в подземных странах,
Как дельфинам  — помощь в инопланетянах,
       Цунами — в  океанах.


1.69 La grand montaigne ronde de septs stades,
Après paix, guerre, faim, inodation:
Roulera loin abismant grans contrades,
Mesmes antiques, et grand fondations.

1.69 Шар  двух километров горы,
Потом мир, война, голод, разлив:
Вдаль покатит, круша сверхстран миры
С самых древних сил основы  див.

              (Нострадамус 1555 год)

В огнe растущее светило
Не даст Сатурну люд спасти
От Магм из солнца — по пути
       К Земле, тьму перемен снести,

Чью ось сместит кометы сила
Ударом оземь даст нам знать,
Пора оставить Землю-мать,
       Безжизненную, ей под стать

Венеры в роль войти. Могила
На ней под градусов пятьсот
Металл разлит средь гор пород
       Коричневых, где небосвод

Закрыт цветными облаками.
Мгновенно океан вскипит,
Её паденье люд смирит.
       Другой нам кольца примут вид,

Разделы сделают врагами
С высоким нравом беглецов,
Как рухнет купол праотцов,
        За жизни зря творить борцов

В подземных бункерах годами.
Те безвозвратно улетят:
На станцию вернуть отряд
       Учёных, как солдат, назад.

1.80 De la sixièsme claire splendeur celeste,
Viendra tonner si fort en la Bourgongne:
Puis naîstra monstre de très hideuse bêste,
Mars, Avril, May, Juin grand charpin et rongne.

1.80  Богатством  с небес ясным, шестым
Придёт силач, коль Бургундии1— гром,
Родится  монстр зверем после сверхзлым,
Март, Апрель, Май, Июнь —  к разлуке с умом.

              (Нострадамус 1555 год)

Понятьями пяти чувств органов о мире
Не ограничимся мы — в рвеньи знать всё шире...
Зависимости нас от ада и от рая
    Докажет, всех нейронов связь соизмеряя,

Потоками частиц — мозг — в солнечном эфире —
Поймёт, как управляем, чуждых мысль вбирая,
Как в губки — в души... Люди —  просто мари[ь]онетки
    Друг в друга вросших сил  грехов,— не Бога — в клетке:

На битвах разума и небытья мы жили.
Защитой от частиц освобожденье! Или
Нам рок сидящих на пилимой гордо ветке.
    В путь к телепатии, могущественной силе,

Отправится зверь-шеф искавших ключ учёных,
Забудет, что он уж не на Земле в погонах,
Захочет для себя нас сделать муравьями,
    Чтоб знал он мысли всех и управлял умами,

Под токами «Защит» неведомо в поклонах
Четыре месяца люд под его ногами.
Так даст он всем колец святые колебанья.
    Поймёт он, что рабом был сам у подсознанья,

С ума его сведёт за глупый грех — расплата.
Судьбу не удержать, там каждый телепата
Дорогою пойдёт к последнему смущенью,
    Нутра закрытого к глобальному прочтенью.
____________________________________________
1 Возможно,  название звездолёта

1.53 Las qu' on verra grand peuple tourmenté,
Et la Loy saincte en totale ruine:
Par autres loix toute Chéstienité,
Quand d' or d' argent trouve nouvelle mine.

1.53 Неуправляем, велик народ,
Святой закон в руинах, добро
Христиан к иным законам ведёт,
Как новых шахт1 злато, серебро.

              (Нострадамус 1555 год)

Как откроются сознанья телепатам, с первых дней
Друг про друга мы узнаем, что внутри у всех людей,
Негодующие толпы многих превратят в зверей,
       Коль одни послушны аду, то другие жмут в сердцах

Миру их — чужие мысли, типы искушений страх
Пробуждают в чистых душах или в мыслящих умах:
Неразумные ещё мы, в нас нутро — дремучий лес,
       Часть души всегда в нём будет, часть имеет перевес

То на сторону Господню, то свет побеждает бес
Средь всех лучшие, почуем, как грех свой не утаят,
То нас псевдонаслажденьем тешит, как животных, ад.
       Снимем маски, устремимся мы на сто веков назад.

В детстве и Нерон был добрым, безнаказанность сожгла
В нём частичку свыше силы удовольствием от зла,
Как увидим то в натуре, от культур и вер зола
       Лишь останется у жречеств диких культов предков нас.

Взгляд на веры всё погасит, от того войдёт в экстаз
Люд неуправляем будет, не страшась своих проказ,
Всё изменится: и цели, и конфликты, и дела,
       В нас пещерный мир проснётся обнажённых догола,

Лишь немногих не сумеет задушить конфузий мгла
Личностей в понятьях свежих к проявленью новых схизм,
Ценность вечности подарит им один мозг-организм,
       Восприятьями иными остановит катаклизм.

__________________________________________________
1 Иные ценности

1.48 Vingt ans du regne de la Lune passez,
Sept mil ans autre tiendra sa monarchie:
Quand le Soleil prendra ses jours lassez,
Lors accomplit et mine ma prophitie.

1.48  Пройдите двадцать лет царств Луны,
Власть держать иному семь тысяч лет:
Как солнце битые в себе скроет дни,
Свершившись, иссякнет мой завет.

              (Нострадамус 1555 год)

До Солнца превращенья в красного,
Планетам близким всем — в опасного
Гиганта, станет Луна газами,
       Давно с Земли уйдя с наказами

Сатурна, завершат напрасного
Эксперимента ход на станции,
Исследованье магмолазами
       Встречавшей гибель в экзальтации

Земли души перед кремацией
Светилом, что в тот год состарится.
Длиннющий звездолёт, как палица,
       Растенья, люд и птиц с животными

Направит к кольцам, им свободными
Стать, и там человек останется.
Семь тысяч лет всем быть покорными
       Сатурну, что в цивилизации

Межзвёздные людей мутации
Растить начнёт, уча прочтениям
Мыслей  друг друга к очищениям
       Нас без расплывчатой абстракции,

Но с ясным мира осознанием,
До тех пор сбыться предсказаниям.
Семь тысяч лет —путь к строгим грациям,
       Три тысячи — для знака к знаниям.

              O Предвидении Нострадамуса

              ПРЕДИСЛОВИЕ

Car les secrets de Dieu incompréhensibles, et la vertu effectrice contingent de longue éstetude de la cognoissance naturelle prenant leur plus prochain origine du libéral arbitre, faict apparoir les causes qui d'elles mêsme ne peuvent acquérir celle notice pour êstre cogneus, ne par les humains augures, ne par autre cognoissance, ou vetru occulte, comprinse soubs la concavisé du Ciel mêsme, du faict présent de la totale éternité, qui vient en soy embrasser tout le temps. (34-36. Préface de M. Nostradamus à ses Prophéties. Ad Caesarem Nostradamum filium, Vie et félicité.)

Из-за того, что секреты Бога неосознаваемы и настоящая добродетель неопределены путём длительного природного познания, беря более близкое происхождение их у свободной воли, факт появления причин, из-за которых  сами не могут овладеть теми понятиями (секретов Бога), чтоб быть изученными не человеческими предсказаниями, не иным знанием, или скрытой добродетельностью, взятыми у Неба самого, у подлинного факта бесконечности, что приходит собой объять всё время. (34-36. Предисловие М. Нострадамуса к eго Пророчествам. Цезарю Нострадамусу сыну, Жизнь и счастье)

                                          *  *  *

Бог – это ВСЕ измеренья, // ВСЕ знаки материи,
Звёзды, планеты, сплетенья // пространств там, где звери, и
С разумом разным – творенья, // Бог  в каждой вере, и
В сгустках энергий рожденья.// Hе культ лицемерия!

Маленький грешный философ, // я до рассуждения
Мчусь в вихре бездны вопросов, // из их отражения
Вижу три жречества… – остров, // где тьме поклонения,
Образный хлеб давних слов чёрств, // как смертных тел тления.

Верам готовят паденья // в слепых догмах древности,
Клятвой для «самоспасенья», // мгле с идолом в верности!
Ложь их – над Богом глумленья! // А бред шестидневности
Господом света творенья // – как адский горб вредности.

Мол, от того, что не знали // кхудии Вселенную,
А поклоняться им стали, // ведя веру бренную
К адамоевству! Изгнали // науку нетленную,
Аду и космос продали // за куплю «бесценною».

Бога низводит до точки // Земли, как животные,
Не полу люд ли?! Верь в строчки // трёх книжек – угодные
Дьяволу! С порохом в бочки, // иль век назад в модные
Шляпы, кафтаны, сорочки, // безумья народные.

Выкрал МошE о едином // творце мироздания
Правду. С ней стал господином // проклятья изгнания.
Истину простолюдинам // всё ж дал для слияния
С Богом, в Египте хранимым, // жрецов обрезания.

Бог промолчал! Как Платону // не дал откровения
Вору бежавшему к трону, // чей культ ради культа брожения.
Тот, кто открыл Божью крону // от обожествления
Лично себя,  по закону, // далёк от зажжения

Бога в себе, он Сократу // отдал голос-искренность.
Вёл и Моше жить к закату // судьбы на безлиcтвенность
Новой отчизны. К возврату // двух тысяч лет в истинность,
К мифу на лжи да распаду // к  «Тебе, Мышь», за численность.

Бог, ты всё ж добрый, в молитве // всем трём отвечающий,
К миру, не к адовой битве, // обман тот карающий.
Коль, Бог, припрёшь, лгун молчит, ведь // он – культ защищающий –
С порохом бочки, ад в ритме, // за «Мышь» разрывающий.

А ни слова при общеньи, // коль мысль, телепатия,
Если нет рук для крещенья, // а ног –  для распятия
Так же грехов, где мышленья // –  иные понятия,
Им от вер трёх отлученья, // из «рая» проклятия.

«Раю», где только земляне, // «раёк» дал  хоть деспот сам,
Чужды инопланетяне // пусть святые, мест те там,
Знай, не найдут, как христиане // понять как тем крест? Вот срам!!!
Лучше враги мусульмане, // ну иль иудеи нам.

Верю, рождён Сын Марии // от Духа Спасителем,
Он же воскрес от зари и // стал освободителем
Варваров! В теле умри! И // взлети победителем
Мглы той поры, не твори и // сам зло разрушителем.

Божьих Сынов бесконечность // как цивилизаций и
Разных форм жизни, где млечность // сквозь реинкарнации
Движется к Господу в вечность, // и как не стараться, им
Богом не быть! Быстротечность // времён просит сдаться, и,

Вот, ты смиришься, при встрече // Бог дарит прощение,
Где Он, не может быть речи // о формах крещения,
Дикость – при лампочках свечи // с ним меркнет, как рвение
К идолу! Путь наш далече, // тогда Бог –  спасение.
_______________________________________
K тебе –(алах) Акбар (Мышь) – на иврите.

2. 10 Avant long temps le tout sera rangé
Nous espérons un siècle bien sénestre :
L’éstat des masques et des seuls bien changé,
Peu trouverant qu’à son rang vueille êstre.

 2. 10 Пред временем долгим всё введено
В строй, подождём века леваков:
В стране масок добро изменено,
Мало желавших тут жить дураков.

         (Нострадамус 1555 год)

Играм ЭНЭЛО // жизней наших лента,
Люди фишками // на рулетке ставка …
Славит не талант, // а судьба момента,
     Нас переплавка.

Из других миров // правится планета.
Им решать: кого // выбрать знаменитым,
Чтоб к забвенью гнать // стрёмного поэта:
     В кому - забытым.

Жалких бездарей // смотрят миллионы.
Радость в облаках // разными цветами
Быстро фон меняй! // У рабов поклоны
     Перед «богами».

Отношений вы // также гниль в спирали,
С бòльшей силой лишь // стрекозой в астрале:
Мысли мне не слать // больше, чтоб не знал и
     Я о реале,

Стрекозу поймал, // выпустил. Титаны
Место мне моё, // молча, указали:
Мой один процент // примут океаны
     В их идеале.

Я, когда умру, // просмотрю с кончины
До рожденья жизнь, // призову к ответу,
Каждой травли миг. // Буду бить причины,
     Где смысла нету.

La pesanteur de la terre avoir perdu son naturel mouvement, et êstre abismée en perpétuelles ténèbres, seront précédans au temps vernal et s’en enfuyant après d’extrêmes changemens, permutation de règnes, par grand tremblemens de terre, avec pullulation de la neusve Babylonne fille misérable augmenté par l’abomination du premier holocauste, et ne tiendra tant seulement que septante trois ans, sept mois, puis après en sortira du tige celle qui avoit demeuré tant long temps. (89-91 de l’Épîstre à l’invictissime et très puissant et très-chistien Henry Roy de France Seconde. Michel Nostradamus son très-humble, très-obéissant serviteur et subiect, victoire et félicité.)

Тяжести Земли потерять своё природное движение и быть низвергнутой в вечные мраки, и будут предшествующими к весеннему времени и, уводящий собой вдаль после чрезвычайных перемен передел королевств по великим землетрясениям с кишением нового Вавилона, дочь отверженная, возрастающая из-за отвращения первого холокоста, и не продержится более  семидесяти трёх лет, семи месяцев, потом, после, выйдет в себе из этого родового начала (сбережения), которое жило cтоль дoлгое время.

(89-91 из Эпистолы непобедимейшему, наиболее всемогущему и наихристианнейшему Генриху, Королю Франции, Второму. Мишель Нострадамус его сверх смиренный и сверх покорный слуга и субъект, победа и счастье.)

                              Tайфун

Пролетал над Сибирью, спустился в Тайге ,
     Тот час же взлетел на одной лишь ноге
Из оврага, не кратера в ветре-пурге,
           Завертевшемся, словно тайфун.

Как языческий бог, позабытый Перун,
     Неведомый люду вселенский бегун,
От ноги металлический бросил носок,
           Как трамплин, от него шар тот cмог

Быстро сам оттолкнуться, оставив порог
     Не тронутой, не поражённой Земли,
Чтобы в центрe тайфуна в небесной пыли,
            Раствориться,  мы чтоб не cмогли

О визите пришельца узнать. Людям след
     Свой он не оставил для уймы бесед,
Как тунгусский изгнанник на множество лет,
           Не нарушил земной он закон.

Бросил искры со шлейфами со всех сторон
     На груду машин, где стоял полигон
Человечества в прошлом. Теперь только лес
           Здесь растёт, а когда-то исчез

Век назад целый город российских чудес.
     Крyг цветa, как солнце, где пыль серых туч
Перевёрнутый неба вулкан круглых круч
     Вспоминает, как люд был могуч.

2. 3 Pour la chaleur solaire sus la mer
De Négrepoint les poissons demi cuis
Les habitants les viendront entamer,
Quand Rhon et Gennes leur faudra le biscuit.

2. 3 В море Эвбея солнца тепло
Наполовину сварит морскую тварь,
Чтоб взять её поселенье пришло,
Как в Роне с Женевой исчезнет сухарь.

              (Нострадамус 1555 год)

Ветер солнечный // изрыгает пламень
На поля, леса, // обращает в камень
     Земли да горы.
Гляньте в никуда, // мёртвые просторы.

Реки и моря, // тут же океаны
Закипают, чтоб // голодали страны.
     В вечно закрытых
Зданиях еды // нет, огнём убитых,

Сваренных живьём // будет тварей мало,
Где ещё вчера // море клокотало,
     К зыбкой надежде
Ищут люди рыб // в шлеме да в одежде,

Защищающей // тело от ожога,
В бункере пожить // хоть ещё б немного.
     В мареве только
Жёлтый пар один,  // а воды нисколько.

Тень былых времён, // из стекла плакаты,
Смотрит в мёртвый мир: // «Съедены ли гады?»
     К звёздному свету
Кто-то улетит, // тем предаст планету.

2. 12 Yeux clos, ouvert d'antique fantasie,
L'habit des seuls seront mis à néant:
Le grand monarque chastiera leur frénésie,
Ravir des temples le trésor par-devant.

2. 12 Глаз закрыт, древним фантазиям власть,
Привычки одиноких ни к чему:
Великому монарху карать их страсть,
Пред храмами красть богатство ему.

              (Нострадамус 1555 год)

Арийский образ в двадцать первом веке рвётся
Закрыть глаза, у масс достать со дна колодца
Из подсознанья плод. Одно у всех уродство
     Спряталось где-то.

Мутация сошла до музыки народов,
Ещё в столетьи прошлом с грохотом заводов,
Что быстро в культе-пляске у немых уродов
     Модой воспета.

Монархи разгромили всех поверий храмы,
Вошли в войну с их подсознаньем к воплю: «Хамы,
Мужчины словно девки, возмужали дамы,
     Нету просвета».

Шпана злость вымешать взялась на одиноких,
На тихих, слабых, нищих да без прав, убогих
От хулиганов до законодательств строгих
     Власти советской.

Но возвращаться люди в тайне к вере стали,
Стpана рабов рассыпалась за культом цвета стали,
Земля ушла на подсознание печали
     Из под ног детской

Судьбы, подростками очнулись злые дети
Всё отражают новым творчеством сквозь сети
Когда увидено их альтер эго в свете
     Гнилью немецкой.

2.23 Palais, oyaseau, par oyaseau deschassé,
Bien tost après le prince parvenu:
Combien qu'hors fleuve ennemi repoulsé,
Dehors saisi trait d'oyaseau soutenu.

2.23 Дворец, птицами изгнана птица, враги,
После принца-выскочки: вот, должник,
Бед сколько по ту сторону реки,
Поддержан - без стрел птицей схваченный - миг.

              (Нострадамус 1555 год)

              KAPA

Измени Земли картину,
Сделай времени машину,
      Двадцать третий век,
Ведь при скоростном прорыве,
Как в молниеносном взрыве,
      Тут же таит снег,

Непрoдуманный поступок,
Не представим, рок сколь хрупок,
      Шаг, вот, нет людей,
Но божественная сила
Зря собой плод наш кормила,
      За поток идей?

Бог и прошлом, и в грядущем,
А лишь глупым, манны ждущим,
      Кажется порой,
Человек богоподобен,
Осознать он неспособен,
      Что не caм – герой?

В прошлое, вот, ляжет судно,
Мир пойдёт, понять не трудно
      По иным путям.
В Мезозое кушать надо,
Там застрелят просто гада,
      Что не рад гостям.

Не родятся его дети
Пищей тех, кто на планете
      Время ставит в ряд.
Ящерицы мышек предков,
Ползавших среди объедков,
       С голоду съедят –

Порождeниe животных,
Молоком кормивших родных
      Чад своих, тогда
Грудью выйдет в миp - кормиться
Утконосами лишь птица,
      Cлучая беда.

В разуме природы судьи,
Полуптицы, полулюди,
      С клювом вместо рта,
Люд задержат в настоящем,
В корабле, злом им грозящем,
      Зря запрут врата.

В прошлое влетев, машина,
Грубая людей детина,
      Не сядь без ума,
Исправлять ошибки страшно,
Рок судьбы не трогать важно,
    Чей плод – ты сама.

2. 28 Le penultièsme du surnom du prophète
Prendra Diane pour son jour et repos:
Loing vaguera par frénétique têste,
Et délivrant un grand peuple d'impôs.

2.28 Пророка предпоследнее из имён
Диану для отдыха дня возьмёт,
Далеко, буйной головы закон,
В путь, освобождать – гигант-народ.

              (Нострадамус 1555 год)

Бог в двадцать пять веков раз // сам колесо Драхмы крутит,
Духа незримый мотор, // чтобы землян на одну
К звёздам пустили ступень, // как времена пройдут, будет
Новое нечто-то вокруг, // с ним все войдут в глубину

Тайн сверхсознаний, в рассвет // непостижимой идеи.
Пульт управленья Землёй // женщины в пальцы берут,
Мысль от раздора спасти, // пламень у образа феи
В свете от полной Луны, // где медитации труд

Третьим Дхыаны толчком // назван, как на Атлантиде
Был ров пророчицы слёз (1), // чей пал осколок в Санскрит (1)
Бездну столетий назад, // снова льёт луч в том же виде.
Как в двадцать восемь ночей // раз полнолунье горит:

«Но тех несчастных землян, // в пламени бросивших Землю,
Ввысь вёл последний пророк», // люди куда полетят,
Дар у Дхыаны молчит, // я Нострадамусу внемлю,
Что мир ждёт проще узнать, // чем им вернуться назад».

Кто-то очистит свой ум, // также кому-то пасть зверем,
Коль мысли смогут читать // все друг у друга за миг,
Нас обезножат вне зла // крылья, которым поверим,
Тех, кто упал разлучат // с теми, кто космос постиг.

2. 41 La grand' éstoille sept jours brûslera,
Nuée fera deux soleils apparoir:
Le gros mastin toute nuit hurlera,
Quand grand pontife changera de terroir.

2. 41 Зажжёт большая звезда семь дней,
Туча два солнца заставит сиять,
Гигантский пёс всю ночь провоет под ней,
Как понтифик взойдёт земли менять.

          (Нострадамус 1555 год)

Когда атмосферы ревущее пламя кометы
Коснётся, земные пласты станут столь разогреты,
Что в самом прохладном подвале засохнет клоака
От жара – под лампой пред тучей бетонного мрака.

Из метеоритов на Землю метнётся прямая атака,
На тверди без жизни при вспышке двух солнц к чувству краха
Оставшихся чудом в живых. Из старейшин советы
Понтифика веры одной изберут, чтоб ракеты

Скорее он в космос отправил на спутник Сатурна,
Коль сравнивать с пеклом-Землёй, на Титане недурно
Покажется странникам, жившим в закрытом овале,
Когда камнепады из шлейфов кометы прорвали

Над бункером-городом купол, где жить продолжали,
Как волк на фонарик, что схож был с Луной, – при печали
Огромнейший пёс ноту взял глубоко, там сумбурно
Чуть выше топчется люд, где человечества урна.

2. 62 Mabus 1 puis tost alors mourra, viendra, 1 в зеркале sudaM
De gens et bêste une horrible défete:
Puis tout à coup la vengeance on verra,
Cent, main, soit, faim, quand courra la comète.

2. 62 Саддам  умрёт скоро, идёт, как есть,
Адова бестия, людей дефект,
Потом увидят удивлённо месть,
Сто рук, жажду, голод в  налёт комет.

              (Нострадамус 1555 год)

В двадцать первый век // возвратился снова
Нострадамус к нам.// Знал сколь нездорова
В странах диких жизнь, // как судьба сурова
      К тем, кто без крова.

Запад ненависть // вызвал у беднейших,
В голоде сплотил // против богатейших
В мире государств, // техники новейших
      Сил врагов злейших

Для народов, где // не имели права
Знаньями сверкать, // быть благого нрава,
Из учёных их // мощная орава –
      Белым отрава.

Вот поэтому // и сплотил Коран их,
Символ их, Ирак, // пал в кровавых ранах,
Как вождя казнят, // взбесятся в тиранах,
      Боли поганых.

Европейских стран // университеты
Не считались, но // и на них запреты
Даже тем, кто жил // в странах, где куплеты
      Равенству спеты.

Чтобы Мастер брёл, // русский иль китаец
Хоть от трёх Сорбонн, // по стеклу как заяц,
Под дождём иль в зной, // почтальон-скиталец,
      Меж газет палец.

Все профессорà, // что несут рекламу,
А за то, что лишь // не войдут в программу
У Америки, // за изгоя драму –
      В помощь Саддаму

Новому! Когда // мокрые до нитки,
С морем в сапогах, // от одной калитки
До другой ползком, // будто бы улитки,
      Прятали свитки

Разноцветные // в дождь с утра до ночи!
Некому шепнуть: // «Искренне, нет мочи!»,
Красные во тьме // притупились очи,
      Боль гонят прочь! И

Расступайся, мгла, // тянут вдоль дороги,
Но лишь по траве, // камень, режешь ноги,
Ступням дай глаза! // Смотрят вниз не боги,
      Сколь же убоги

Люди все пред ней, // красочной рекламой,
Для кормилицы, // дорожайшей самой
Тут под зеркалом // с ртутной амальгамой,
      Ящика рамой,

Возле стул стоит, // и в его вы власти,
Позовёт шофёр // полный желчной страсти:
«Не работаем!» // – вырвется из пасти.
      Встали , вам, счастье.

Ступни знак дают // ясный под колено,
Он пронзил бедро, // ритм считает вена.
Вспомнился Саддам…, // у машин сирена –
      Не перемена.

Нострадамус на // предостереженья
Судьбы предсказал, // времени броженья,
Что даёт в стихе // всем до Откровенья,
      С неба сеченья.

2. 75 La voix ouye de l'impolit oyseau
Sur le canon de respiral éstage
Si haut viendra du froment le boisseau,
Que l'homme d'homme sera Antropophage.

2. 75 Голос слышен нежеланных птиц
Из трубки этажà, он дышит, как рот,
К небу ввысь коль пшеница без границ,
Человек человека сожрёт.

              (Нострадамус 1555 год)

В детстве хлебное поле ребёнку как лес,
     Счастье чуду, вошедшему в раж!
Отражал колосков желтизну цвет небес,
     Ведь дышал небом детства этаж:

Красным тоном обоев на жёлтом полу,
     Детство в отрочество обращал
Жизни путь, а стремился в разведку ко злу,
     И взрослел лет ушедших хорал.

В десять лет поразил Роллинг Стоунс да попса,
     В трубкax каждой колонки магнит,
К злым героям потянут умы небеса,
     В тихом зле спит по множеству гнид.

Вороны над окном зря ль кружили тогда?
     Сел же на подоконник один,
Нежеланное карканье, что? Ждёт беда?
     Но не сильных, как мальчик, мужчин.

Плюх, на стул, как на трон, мир ему ни по чём,
     Все другие – ничто перед ним,
Сила – гордость соседей ночью да днём,
     Жёлтых туч гром в нём неуловим,

Что возьмёт в руки власть над побитой страной
     Через тридцать пять с капелькой лет,
И сожрёт всех друзей, за чьей сильной спиной
     Примет в руки державы скелет.

2.81 Par feu du ciel la cité presque aduste
L'urne menace encore Ceucalion,
Vixée Sardaigna par la Punique fuste,
Après que Libra lairra son Phaëton.

2.81 В огне небес град пал, почти сгорев,
Жди из урны угрозу, Девкалионт,
Судам предателя Сардиньи гнев,
Весы потом уведут свой Фаэтонт.

              (Нострадамус 1555 год)

Три тысяча год семьсот девяносто седьмой
Отметят сожженьем бункера-града в хромой
Слепой и глухой толпе огненосной зимой.
В глубоком подвале с треснувшей урны на фронт

Поднимет понтифик, избранный Девкалионт,
Последней единой веры пророк. Фаэтонт,
Далёкий, как наш взорвавший себя , свой зов
Пошлёт телепатами из созвездья Весов

Избраннику: «Ключ к созвездиям двум: Близнецов
И Рака; Он на Титане. Пока звездолёт,
Как можно быстрей, в апокалиптический год
Подальше от солнца люд навсегда унесёт».

Из урны опасность выбросит радио фон
Мутации ген, чтоб ведал людьми фараон,
Пророка пред тайной сигнала затмит его трон
В полёте к Сатурну, а Фаэтонт уведут

Весы, завершит пророк свой немыслимый труд
А тайна о чтеньи мысли родит уймы смут.
Пророк в атмосферу брошен к Сатурну, как в «ад»,
В метане Гиганта Разума Клетки вживят

Понтифика душу в жизнь у Сверх Мыслей, в Заряд,
Чья память прольётся в плоти Его Дочерей,
А бывшим землянам даст отойти от зверей,
Вплестись им в венки из цивилизаций быстрей.

2. 91 Soleil levant un grand feu l'on verra
Bruit et clarté vers Aquilon tendant:
Dedans le rond mort et cris l'on orra
Par glaive, feu, faim, mort et attendant.

2. 91 Взошедшего солнца огниво-лик,
Шум и свет ясный к полярной звезде,
Внутри цилиндра мор, и слышан крик:
Война, в огне голод да смерть везде.

              (Нострадамус 1555 год)

Зверей с растеньями: по паре
Забрал при солнечном пожаре,
     Землян последний звездолёт,
     Взлететь к Сатурну!… У колец

На станции в огромном шаре,
     В трудах, подряд который год,
     Со всей Земли принять народ
     Готовились, вот наконец,

     На Землю прислан был гонец
При горе, умерших без славы,
В разбитый бункер возле лавы
     Из недр и, лившейся с небес,

     А цели не изменены,
История меняет главы,
     А жизни дух давно исчез,
     Где роль ума теряла вес.

     И власти мудрой сочтены
     Дни до удара со спины,
В полёте тяжесть фараона:
Появится из тьмы персона,

     Решившая, что может взять
     Над людом телепата власть,
Сверкнёт лжезнания корона
     И думы всех начнёт читать

     Покинувших планету мать,
     Вот словно ад разверзнет пасть,
     Все ведь должны пред ним ниц пасть.
И станет станция тюрьмою,

Слепою массою немою,
     А краткий деспотии срок,
     Звериной, низменной, земной
Был предрешён ею самою,

     Сатурну брошенный пророк,
     Взят атмосферой, ей в урок,

     По памяти творца одной
     Взбешён Сатурн властей виной,

Не понятой им глубиной.

             

2. 95 Les lieux peuplez seront inhabitables,
Pour chans avoir grande division:
Règnes livrez à prudens incapables,
Lors les grands frères mort et dissention.

2. 95 Необитаемы места родства,
За песню могучих – делить,
Без осторожности – свобод царства,
Старшим Братьям за то горе пить.

              (Нострадамус 1555 год)

В первых токах атмосферы жизнь ума воссозданà,
Сразу в разуме Сатурна мерится землян вина.
К ним, как в прошлом с Атлантиды станция, подключена
К магнетической защите от частиц распадов дна.

Клетки газов многогранно переносят в жидкий ум
Из последнего пророка –  память у потока дум,
Он рисует мысли: «Люд наш подчиняют генам двум,
Кто без зла вернётся к зверю, кто к безгрешным, как Аум».

Те, вторые, по слиянью в Макроразум – отдадут
Силы мудрых душ! Не нужен им, как пряник, часто кнут!
А из первых? Те, теряя смысл жизни, разорвут
Знавших, что овладевает ими голод диких смут.

Старший брат Сатурн признался, что животные, пока
В подсознании мутанты, жить не мыслят без врага.
Горько мыслью молвил Богу: «Лжёт Юпитер, берега
Двух созвездий не закрой им ты на длинные века».

Миг, все обо всём всё знают, как недавно фараон,
На него Сатурн срывает гнев на люд со всех сторон,
Не физически растерзан созерцатель похорон
Власти собственной звериной! Без ума слепца загон!

Одичалых и единых свет подèлит навсегда,
На порядки лет венчают их – атлантов города
У Сатурна, где те жили. Вот сошла из них беда
Падали, что причинила б старшим множество вреда.

Люди мир нутра меняют по слиянию в одно
У гармонии Вселенной на галактики звено,
Никогда, чтоб новым душам не казалось сверх темно,
Что Господь повелевает, то чтоб было суждено.

                             II

              MОИ СТИХИ-БОИ

Новая песня «Мурка-Стена-Случай»

Лет пятьдесят назад
Бедней слыла Европа,
Чем в этот век слепой, тогда свет рад
Блюсти закон до гроба,
Не укусила злоба
Других мигрантов русских для наград.

СССР считал,
Что справедливость вечно
Царила в ваших странах, наших вал
Из огурцов беспечно,
Глянь, признан быстротечно,
Режиму прежних нас готовь обвал.

Мол, зазывай совков,
Встречают их актёры
С триумфом. Диссидент, набором слов
Державе шли укоры,
А Русь сожгут раздоры,
Спустись великим, лёгок твой улов.

Ну, Нобель, лауреат,
Тоскливыми стишками
Иллюзии тупой ты предан, гад.
Бьёшь коммуняк словами,
Чьи зрители делами
Пред славой вечной восхвалят распад.

Ты, Токарев, поёшь,
Считай, несёшь по свету
Для душ мечту из песни, гнувшей ложь,
СССРа нету,
Закрыли дверь, монету
Плати, кто признан зря вчера за грош.

В общаги бедолаг!
Бежавших для отказа
С дипломом лучшим к рабству работяг,
Руси транс – миру база,
Без прежнего экстаза
Последний друг сегодня как батрак.

        Павленский

У Бастилии банк
Светит вам, Пётр – танк!
Cжёг Павленский признанья артиста,
Рòлей он не играл,
Во французском столь мал,
А тоска по абсурду нечиста.

Разрушать Русь? Изволь,
Скажешь варвару: «Коль
Ранишь женщин ножом сатаниста,
Ну, будь, «гений», скала,
Их художником зла,
Чёрт Парижа, искусством министра.»

Хрень в рисунках, хула,
То - Европа вела
Совершенство триумфа насилий.
Режут живопись стран,
С пламенем адских ран
Поднимайся к признаньям фамилий.

Русь ему дураков
Даст найти средь дружков
Журналистов, пляс в высокомерьи.
А срал где наш бандит,
У осла стрёмный вид,
За свободу дворца пеплу – двери.

Дух полицию ждал.
Но Москва пьедестал
Подала, чтоб вести к героизму,
А в Париже поджёг
Повторить Петька смог,
Приписали его к экстремизму

Лет десятком тюрьмы…
И в Москве скажем мы,
Что в Россиюшке культ эгоизма,
Где Европа без злат,
К нам приблизят распад,
Смерть наивных игрой дальтонизма.

  Мирная ода Англазии

Нациком, киргизский жлоб,
Телефон брось русской в лоб,
Белую рабыню хлоп,
Беженцем лезь в Англостан.

На коленях, брысь, холоп,
Запад, пред востоком, в гроб.
Европеец, мизантроп,
Раб-Должник, к добру в капкан.

За Целиноград прости,
С истиной не по пути,
Ютры к стройкам подвести
Как? Знал лишь казахский хан.

Травля белых впереди,
У Европы в стане бди
Шариат, им награди
Сгинувших христиан курган.

Брось с убежища, султан,
На Лондон-АБАД аркан.
Англичанин, под диван,
Будущее мусульман.

Hа небосводе не исчерпана

Россия сильная, весна,
Твоя свобода не вина,
За олигархами у дна
Зря настрадалась ты сполна:
В водовороте...

Уже в былом те времена,
Когда у лжи цель не видна,
За то, что больше не бедн?,
Без летаргического сна
Русь не в почёте.

У мировых господ одна
Порука, мощь невыгодна:
За непокорность, кровь, война,
А поводов, мол, до хрена
На эшафоте.

Ну, «Говорите громче» на
Любые темы, чтоб страна
Восставшая оскорблена
Была за злато у говна
К словесной рвоте.

РАБСТВО

Это Канада,
(Говно из зада,)
Бьёт у распада
Белый люд, стадо:

Взять Бангладеш
Помощью меж
Ног! Кал чей съешь
За мысль невежд!

Судьям под зад -
За статус в ад:
Форма оплат
С тысяч пятьдесят (пейсяд).

Жадины глаз,
Старцев ты в раз
Без денег масс -
Смыл в унитаз.

Оставь, сын зла,
Мать без угла…
Свет продалà
Эра баблà.

Бытность затронь
Без дорог.., конь.
Еби ж ладонь -
У господ вонь.

x.............. x............... x

Зря вина, война видна, плоск
Ум управляемый, разум чей - лоск.
Боль, что питает рептилиям мозг,
Для свободных сердец ненужна,
А народам, по рабски любовь из под розг,
Всем, на стол, как кусочек говна.

Кинь билет, пойду пешком,
Со свободой не знаком
В клетке крепкой под замком,
Слежка сквозь глазок тайком
Злится на мечту молчком.
Не признавшим правду -- срам
Под невидимым крюком
Лезших под трусы программ.

Ползает хамелеон.
И лишь программист шпион
Встал сегодня, как барон,
Бейте за контроль поклон:
Дéспотам - не внявших,- вон,
Из друзей достойных прочь,
Царствуй, хакеров закон,
В жажде душу растолочь.

(Des fragments cosmologiques) Consydérant aussi la sentance du vray Sauveur, Nolite sanctum dare canibus, nec mittatis margaritas ante porcos ne conculcent pedibus et conversi dirumpant vos, qui a esté cause de faire retirer ma langue au populaire & la plume au papier: puis me suis voulu estendre déclarant pour le commun advùnement par obstruses & perplexes sentences les causes futures,...

(Из космологических фрагментов) Рассматривая также толкование подлинного спасителя: "Не отдавайте собакам то, что сокровенно, и не бросайте жемчужины свиньям, чтобы они не швырнули их к ногам и не обратились мгновенно против вас". Вот, по этой причине, я придержал свой язык перед народом и перо перед бумагой и попытался выстроить в ряд события по закодированному смыслу ближайшими следствиями.

(Мишель Нострадамус, из письма
Цезарю Нострадпмусу, его сыну)

Господину Капитану
Сергею Александровичу Шумилову

Галич ныне во Франции б шёл на ножи,
Беженец, в сто пятнадцать звони, как бомжи,
О башку, где ломают тарелку. Держи,
От французов обкуренных... Жри и дрожи,
        Здесь цветком – раньше Кá-рагандá...
Сумку крепко скрути под рукой. Грабежи...
        Сон без ног, подъём в шесть, мы всегда,
        Как стрижи.

А бандиты воруют и лгут, перестань
Чуять боль, кайф наркотиком ловят на дрянь,
Диких дух жаждет бить всех других, смех, отстань,
Находи повод явью, страдала чтоб срань,
        Тут убежища просит старик...
В прошлом он вёл корабль за грань
        Горизонта, за что путь велик,
        Спи, как в дань,

В комнате со зверьём, где в умах-облаках
Грех, не груди храпят, в них гнёт раж, злостный прах,
Он несёт людям всех вóзрастов гнев на страх,
Из живых бесов прячет один груз в глазах,
        Капитану угроза, он – враг...
В Страсбурге, человек, мýдра честь на ногах,
        Не опустится он до собак
        Сном в рабах.

Сам с собой бормотал и вопил всю ночь хмель,
Есть, порой, идиоты, что ссутся в постель,
Утром жрачку несут, к смеху дрогнула ель,
В семь утра из стен серых – вон, грусть. Под копель
        Чтоб нигде не сидел пожилой...
Весь день плата за жизнь ту, Европе в кошель,
        Возвращайся в ночлежку, больной,
        К ночи в сель.

Капитан, знай, не беженец, статус другой,
Он ведёт к наркоманам, давившим покой,
Поздно простит о помощи старец седой,
Двадцать лет бы назад судно взял с ним прибой
        У Нью-Йорка, раскрыл бы врата,
Покупал бы убежище во-время. В бой,
        В океан с гарпуном на кита,
        Не с сумой.

 «Stabat mater dolorosa»

  Jacopone da Todi

Разум лопнул от натуги,
Пала ниц душа в испуге,
Беженцы – одни ворюги,
    Судьи взятки, хвать.

Пьянь, бандиты, наркоманы,
Воры, кланы, их тираны
Ставят на других капканы,
    Матом кроют мать.

Точки сходок зол - в Европе,
Как в продажной, хитрой жопе,
Черви липкие в утробе
    Вышли рать на рать.

Русь воспела зло богами,
Гады нас, славян - врагами,
Русских топчут сапогами:
    Быстро, мусор взять.

Моет стариков в маразме
Наш профессор, в нервной спазме
Жизнь, под признанным в оргазме,
    Ссытся на кровать.

Беженцы – лишь те чеченцы,
Что жгли Русь и извращенцы,
Остальные отщепенцы
    Могут рядом спать

С колющими морфий в ноги,
Чтобы знали, как убоги
Устремлённые в дороге
    К мафий всех суду

Прав, иллюзий человека,
Перед ним стоит калека
На коленях, символ века:
    «Скоро упаду!» -

Суд, стрелявшего в фашиста,
В тюрьмах бить, как экстремиста,
Повелел, дорога чиста,
    Правда на виду.

Шепчет синими губами,
Старец слепнет со слезами,
В дурку пал вперёд ногами,
    Луч искал в бреду.

Всем рабам мечта знакома,
Кроме страшного облома,
Ничего нет, только кома,
    Свет лишь не в аду.

Помнит он тропинку к чуду:
«Я был вечно, есть и буду!
Тьма коль видится повсюду,
    К Богу мир веду».

«Stabat mater dolorosa,
Juxta crucem lacrimosa»
Vita brevis est, curiosa,
    Prati frigidu.

«Рядом матерь,божьи розы,
У креста прощают слёзы»
Холод - жизнь, чьи, миг, курьёзы
    Хоть не на беду.

Имя Ягхве приобрёл Сталин

Нынче велено больше света,
Нынче в моде хламиды опальные,
Ах, как хочется быть поэтом
Современнее, да социальнее.

Небосвод, как будто бы светел,
Ветер стал нормальным явлением,
А запели под этот ветер
Все прозревшие по разрешению.

(Андрей Макаревич)

В ГУЛАГ готовый сесть за СТАЛИНСКУЮ ВЕРУ,
Холуй поющий ПАЛАЧАМ хвалу,
В бред, опьянявший ум, поверил, как в химеру,
Ниц павший дух – на дьявольском балу.

В строю без голоса, холопская гитарка,
Врагов народа казни восхвали,
Оживший ждановец, душонка чья кухарка –
Казнь миллионов, соль гнилья земли?

Что? Жизнь свою отдашь за палача в погонах?
Кричи, когда приедет воронок.
В Сибирь тебя сошлют за преданность в поклонах,
Палач рабов, любых времён урок.

За Родину казнят пусть сорок миллионов,
Раскрученный не зря, воспой ГУЛАГ,
Пока ты не еврей средь будущих загонов
За тип лица когда ты будешь ВРАГ

НАРОДА для большой зачистки патриотов,
Лицо еврея лучше б изменил,
Среди нацистов, новых преданных уродов
Поганые, дари приливы сил.

Вот на израильскую твердь когда вступили,
Как ты повстанцы, тут же измнён
Род бдительности, слышат пусть рабы за мили
Проклятья гоям и хулы вагон.

Никто не гонит тут же "русских" обрезаться,
Но зов холуя оголить велит
Вчера крещённого средь православных братца,
Чтоб вечный раб был нитками зашит.

Иначе дует ветер, ведь маска на тиране,
Меняется, крест согнут в две дуги,
У богоизбранных, как нужно, на аркане
Вчерашний бог, все нации – враги.

Лишь имя Ягхве приобрёл товарищ Сталин,
Не иудеев в цепи закуёт,
Дух прежний, смерть тому, кто культом опечален,
Еврея бей, коль он не за народ.

Я не ведро

(Мерзостям сталинизма)

"Eu conosc ben sen et folhor,
E conosc anta et honor,
Et ai ardimen e paor;
E si'm partetz un juec d'amor
   No suy tan fatz
No'n sapcha tiar lo melhor
   D'entre'ls malvatz."

"J'ai su des fous comme des penseurs,
J'ai vu la honte et l'honneur.
Mais j'ai connu l'audace, la peur
De son amour, comme leur jongleur,
Je n'en suis pas
Sot, que je ne sois pas meilleur
Parmi ses choix."

"Смотрел на ум да дурь вупор,
Как честь, я видел и позор,
Знал страх и смелость я на спор,
Любовь свою, как их жонглёр.
   Я не ведро.
Не лучший выбор перебор
   Зла, где перо."

Эпиграф из стиха Гильёмa Девятого,
герцога Аквитанского (1071-1127).

Перевод на французский и русский
с окситанского языка Александра
Кирияцкого

Поганый прародитель склок,
Набрал бы в рот воды глоток,
Ты, сталинист, понять не мог
    Речь, мир без порки,
Словесный должен дать урок
    Я для шестёрки.

Коль Пётр Лещенко кулак?
И Козин не народoв враг?!
Ты в гневе: "Юрьевoй?! Kак так
    Сто лет справляли?!",-
Вертинского бьёт твой башмак
    Под блеском стали

За песню "Смерти юнкерам"?..
Кто их на казнь пoслал, тот вам
Слыл богом и вёл к временам,
    Где кровь ГУЛАГа!
Под "Утомлённым солнцем" срам
    Помнит бумага,

Доносов не твоих? Там миг
"Осень, прозрачнo утро"... Крик:
"Вам я не враг!" Ну, и проник
    В дом "Чёрный ворон"!
К вопившиму зря: "Вождь велик!"
    -"Кто Коба?" - "Bор он!"

Твой комсомол, гнёт пожилых,
В грош их не ставил, как былых,
Сомнительных людей, как жмых
    Зёрен y хлопка
Средь брошенных солдат хромых,
    Слушавших робко:

"Я старше Вас, детя моё",
Тебе культура их - гнильё,
Наследья грязное бельё,
    Хрущ встать-то дàл_им:
Добилo их, как ты, жульё,
    Соль, смерть опалым:

"Со сцены, Лемешев, долой!
Раневская - растлений слой!
Бабанову гони метлой!
    Мы чуть забыли,
А Горбачёв вспомнил былой
    След в старом иле".

И молодые помнят их!
Вертинского глас не утих.
Культ злобы сталиНа стал лих:
    "He смеет ухо
Их песни слушать, помнить стих
    Прежнего духа!

Учить ещё врагa латынь?
Да по-французски думать?! Cгинь!"
У зла Гораций, как полынь,
    Чих вызвал , сопли
И кашль от памяти святынь:
    "Древность не гроб ли?"

Больней всего, что чей-то дед
Оставил в сердце внука след,
Как Козин и Вертинский?! Бред!
    Лей яд к елею
Испортим праздничный рассвет!
    Бой юбилею!

Ох, не удался в первый раз
На мать покойную наш сглаз!
Знай, мастер стряпанья проказ,
    "Прям плюну в душу,
Чтоб внучек рвать шёл в унитаз,
    Праздик разрушу!"

Не первый у него язык
России-Mатушки! Привык
Oн по-французски мыслить? Бзык!
    Вот и зацепка!
Я, словно критик, в адрес прыг:
    Жалю я крепко.

Поставлю первым я клеймо.
И на мою строку само
Польётся для него дерьмо
    Лиц "пpосвящённых",
Без дел сидящих под трюмо
    У рам оконных.

Так Лещенко Петру я мщу,
Дворян проклятых не прошу,
Шипеться внуку, как лещу
    На сковородке!
Дам рыбу я, как раз, ко щу,
    K cловy, как к водке.

Бей, ненависить рабочих масс!
Простых и смертных дух сейчас
Сильней, объединяешь нас,
    Зависть к везучим!
Ведём учёных в школьный класс,
    Где жить научим!"...

Гад, сталинист, что ты творишь!
Царит, считаешь, серость лишь?
Ответь стихом, пень, из под крыш
    Страх перед светом?!
Вой в прозе твой! Cтихом молчишь!
    Cлог лей с сюжетом?

Я жду от сталинцев стихи!
Пусть пишут, как мои плохи,
Но с рифмой и без чепухи,
    Я ж - Ванка-встань-ка.
Ты, прежде, чем сказать: "Апчхи!",
    В зеркало глянь-ка.

Ответ Свéрдлову-Леониду-Алексадру-Мише Пундику

Иврит учить звал на таран,
Директор прославлял ульпан.
Нутро гнал зверский хулиган,
   Мишенька Пудник,
В мечте угнать аэроплан,
    Срезав край-хрюндик

С залупки, как кусочек жил,
Когда ещё в Союзе жил,
Любил бить морду, а ложь-ил
    Слабым на рану
Лил! Oн с бандитами дружил
    Не по карману.

Решил, и как заведено:
"Блатных закон, Саш, хвать бревно,
В Израиль проруби окно, -
   Пел Свéдлов Лёня, -
Где край свой, полюблю говно,
   Не только вонь я.

Миш, до посадки в самолёт
Сунь карабины в переплёт,
Как разрешит бродить пилот,
   В стране Советов
Пусть в гоя пальчик раз пальнёт
   Из пистолетов.

Как Токарев, забудь про стыд,
Давно залупа не болит,
В Израиль, Свердлов, путь открыт,
   Но раскололи
Менты, вот, твой хреновый вид
   Год не на воле.

В тюрьме не долго ты сидел,
Что? Aль в Израиле нет дел?
В тоске по зоне беспредел
   Саш, Миш и Лёней" -
В одном лице директор смел:
   "Нету ироний.

Гноить начну, блядь, стариков
Кромсая книжечки стихов,
Забытых жалких простаков,
   Кайф у всех наций,
Мой в "Солнечном сплетеньи" плов,
   Боль их помацай.

Чей вопль напомнит мне тюрьму?
А жаль, не скажешь никому,
Что без бандюг, мне одному,
   Травля без смака,
Блажь-молодость не по-уму,
   Boет собака."

За нарушение

Кур шаман,
Суй в карман,
Ты, наган,
Укров пан.
За обман:
Фейсбук дан:
Русь в капкан
Гнать из стран
Рабства в стан.

Цензор зрит,
Как бандит,
Строит вид
На Мадрид.
Что? Он – щит
От обид?
Истин стыд –
Запретит
Паразит.

Правду бей,
Рыжий змей.
Тридцать дней
Молча рей.
Дух острей
Их когтей.
У людей:
Царь зверей –
Прохиндей.

На Фейсбук
Вонью сук
Скажешь: «Пук!», –
Сталин – друг,
Прыг на сук
За испуг.
Яд, паук,
Дашь для мук:
Блудству рук.

Потерять
Бойся рать –
Написать
Честно, блядь:
«Всем подстать
Рабства мать,
Наебать…
За печать:
В дырку ссать!»

И война рифме дна вне сна нужна?

Кукушкам «НОВЫЙ Пушкин» в сраном упоеньи?
Говнистой рифме с культом при совокупленьи
Харкну ж строфой на догму дурня в преклоненьи
Пред девятнадцатым столетьем в липком тленьи,
Мечтаю рифмы чьи топтать в говне,
Ебать АБÈ-АБÈ с позором бляди, хрèнь пни
Кайфозно безвоздушной их луне.

Кто заставляет рифмовать четыре строчки
Разок всего на перекрёстках одиночки?
Без хуев и без моно – рифм стишат цепочки
В болоте топями смердят: «Две рифмы – кочки!»
Шлю графоманам в строфах трубадура
С веков презрительный плевок без проволочки
Чтоб задохнулась жалкой рифма дура.

Пэ-Эс,
Просри.

Лет восемьсот от крестоносцев ничего ли
Не разыграли строфы русичей в неволе?
Позорной варварской, чьей перекрёстной доле,
Двумя лишь нотами рабам трещать о боли
Продуть сюжет, а врать наверняка
Что над нарывами шершавые мозоли
Намяли бы за древний строй бока.

От лица Лизы в отраженьи Двойного Бекара

Кармой я - Энарекаци,
В духе посланных мне граций,
С королевством интонаций
    Песню сочиню.

Бьют моей гитары струны
В нотах волнами о дюны,
Ей смешны рабы фортуны,
    Как дрова огню.

Пел межзвёздный конь бесценный,
У туманности Вселенной:
Дар Двойной Бекар бессменный
    К моему нёс дню.

С первой он звездой в закатах,
Словно рыцарь в древних латах,
В царских ожидал палатах;
    Иерусалим

Он дарил и мне за верность,
Злато-каменную древность,
На холмах, чья повседневность,
    Окрылёна им.

В среднеазиатском граде
Рождена я, вот, награде
Удостоена в распаде
    Царства, мы летим

С тётей, отчимом и братом
В город спора с шариатом,
У Творца, в Христе распятом,
    Где еврейский храм,

Я спасителю служила,
И душа моя, как сила
Тела бренного, могила
    Многим здесь дарам.

Век Двойному шлю Бекару
Песни пламенные в пару,
С ним приму любую кару
    Да забвенья срам.

             Х   Х   Х

      По другому пишу,
                   Я дышу,
         Уподобленно вшу
                   По грошу.
    Но, пока я стихом с алой зорькой,
         Вне судьбы слог вяжу
    Под космической кармой горькой.
         Я строфою пашу
                    Рок-межу:

Лишь избранникам лавры за песни,
Ты за них всех простых трави?
Сомневаться не надо в чести,
Не дождёшься желанной вести,
Без судьбы ты у слoга - тресни,
Нет фортуны паров в крови.

Вот под парусом рядышком лодки,
Сладки губки певицы в кудрях,
С ней фортунa... без счастья решётки,
Пересыльным забытые шмотки,
За стремленья на стýпнях колодки
Да конвойные в поводырях.

Отражай только тех, кто желанны,
Насекомым, швыряющим нас
В передряги, где все мы - бараны,
Взмыть вождям, а другим пасть в капканы,
Ржут над нами из звёзд тараканы,
Власть гипноза впадает в экстаз.

Горстке из толстосумов излишки -
Свет квазáров - игра чёрных дыр,
Чтоб по клеточкам шли строго фишки,
Подчиняя пришельцам умишки,
Наши судьбы, где жизни, как книжки,
Бесхребетными сдавленный мир.

Как иголка, колка без толка,

  не ермолка, холка волка

    Ветер сейчас,
             Крах для нас,
Рыщет охотничий глаз,
В пулях он смерть нам припас
    Жаждой немыслимОй.

    Гор красота,
             Нечиста,
Людям страшна высота,
Изгнана жуть. Неспроста,
    Ум их и мысли мой.

    След на снегу,
             Волк, бегу,
Псы чуют запах, врагу
Ясно, что я жить могу
    Плотью бессмысленной.

    Взмыл вертолёт,
             Я на лёд
Бросился, пусть в переплёт
Я попаду один, шлёт
    Гибель моя смысл иной.

    Я под прицел
             Не хотел
Сразу попасть, ещё цел,
Истина-смерть, я не смел
    Жизнью жить низменной.

    Прячетесь в нору
        По утру,
Дети-волчата, сдеру
Шкуру с себя я в миру,
    Деспот вычислен мной.

    Пуля в крови,
             Удави
Жизнь мою ради любви
К детству, мне слепо яви
    Спад с верой, искре ной.

    Выживет род,
             Не умрёт,
Я не зря мчался вперёд,
Вырастете вы за год,
    Вспомните истин вой.

    С острых вершин,
             Горных льдин,
Я ухожу из долин,
Бойтесь всегда, дочь и сын
    Смерти завистливой.

Éuterpé cohibét néc Polyhýmnia
Lésborúm refugít téndere bárbiton;
quód si mé lyricís vátibus ínseres,
súblimí feriám sídera vértice.

Дар Евтрéпа несла; и Полигúмния
Лéсбоса побежит лиру настраивать,
Коль причислишь меня лирика к высшему,
Средь высот прикоснусь к звёздам я волосом.

(Квинт Гораций Флакк конец стиха «К Меценату»
20 е годы до нашей эры)
(Поэтический перевод с латыни А. Кирияцкого)

Раскрученностей бездарей поэтика
Второго десятилетия
Двадцать первого столетия

Без рифмы культ, то – бред в тоске,
Поэт ему – ГОВНО в руке,
ИМ в дырку брось на потолке,
Красуйся сверху на доске
Почёта, признанная срань,
Попробуй, слов набор достань.

Ножом ты рифму обрезай,
Из кожи розовенький край
С залуп, америкосов рай
Без метрики. Востока бай,
Завой под в палку, в три струны,
Хрип, горла рык из глубины,

Без связи стрОфы, им конца
Нет, ведь мы снизу без лица.
Верхушка кормит подлеца:
«Кастрируй метрики отца
Поэзии, Горация,
В Нью-Йорке свыше нация».

Украм Томас?

Oh María,
Luz del día
Tú me guía
Todavía.

(Johan Ruýs,
arçipreste de Hita)

Ох, Мария,
Луч, в святые
Дни веди, и
Знай, не ты, я. 1

(Хоан Руис,
Архиепископ Итский)

За Бандеру
Чти химеру.
Штатов сэру,
Люциферу
Предков скрижали,
Древность-веру
Укры продали.

Честь задета
Без ответа,
Песнь не спета
Без куплета,
Горе Царьграда,
С минарета
Сильным отрада.

Кто богаты,
Не распяты,
Злы, рогаты,
Бьют в набаты:
Русский, жди козни,
Аль дебаты:
К поиску розни.

Ставься, галка,
Русь не жалко,
Укры – палка,
Зажигалка
Горя да ссоры!...
Киев – свалка,
Символы – воры,

Взвой, параша –
Денег стража
Пусть не наша,
Презик – лажа!...
У олигарха
Злата кража
Для патриарха.

Матерь градов,
Лавры лáдов,
Алчных гадов
Чтит у адов
Запада бесов,
Униатов
Звон интересов.

Константина
Град скотина
Топчет. Сына
Храмы – мина
Турку вручала,
Не едино
Цéрквей начало.

Ипподрома
Нет… Весома
Гниль!.. Истома
Тут знакома
С волей из Рима,
Жадность гнома
Нé-одолима?

Contra todas las trés Romas
Tú, América, nos “tomas”
Para que ya nunca comas
Dos iglesias palomas.

Ты, Нью-Йорк, в трёх разных Римах
Томас хвать на пилигримах:
Уж не жрать нас, побратимых,
Двух церквей голубок, чтимых.

_____________________________

1 Перевод эпиграфа Хо/у/ана Руиса со старо-испанского Александра Кирияцкого к его собственному стихотворению на русском и на ново-испанском.

Разные грозят стеной
Образы под истиной

Оскорбляют дети мать:
«Русь, пора тебе хромать!»
В гроб кладут, как на кровать,
Брат пришёл вопить: «Ты – блядь!», –
Презик, из пaраши гной
Жёлто-синей, крашенoй

Старость дарит молодым,
Чтоб ребёнок чах седым.
Оседал под едкий дым
Голод на укрóпский Крым,
Нищий полуостров, ной
В прóрву сиплой скваженoй!..

Двадцать пятый год подряд
Бесы выстроились в ряд:
«В профсоюзе пусть горят
Сны отравленных ребят
У Одессы за спиной:
Жутко ошарашенной!!!»

К сердцу подгоняют тромб
До туннелей катакомб,
Вдоль границы виден ромб
Для американских бомб…
Неожиданной волной
Гнев в России праведной!

Кто раскручен, всюду мил,
Хоть он – враг, ну, иль дебил.
У избранников светил
Гений – бездарь-крокодил:
Признанный судьбой дурной
Музой, мглой рассеянной.

Президент, из укров гусь,
Выдрал Киевскую Русь:
«Москаля бомбить не трусь
Решетить Донбасс клянусь!»
Им не жить одной страной
Братьями построенной.

Русичей обречь на муки
Требуют Европы суки,
И просовывают руки
В двадцать первом веке в брюки
Для Америки родной,
Правдами ниспосланной.

А в Нью-Йорке господин
Жмёт аннексией Берлин.
Покорителю вершин
И фольксвагенских машин
Шлют рабы оброк ценой
Тяжкой да рискованной.

Сэм рабам немецких стад!
Быстрый обещал распад:
Ведь, германец, ты богат,
Оплати араба ад,
Знай, он – житель коренной
Всей Европы проданной.

Хилари, укор старух,
Бильдербегрский чёрный дух.
Европеец, коль, петух,
Вызван им палач Фарух,
Для Корана под Луной
Суре вам зачитанной.

Взят им Страсбург, и ООН
Будто ёбаря – гондон,
Белый беженец, прочь, вон,
Европеец, бей поклон
Азии!.. Сгинь в свет иной
Расы уничтоженной.

Горб простолюдина 

мещанина

Раболепски Украина
Под Америкой перина,
Шалашовка господина,
То, холуйка блядь?

Мать, оставившая сына,
Безголосая скотина,
К западу веди, кручина,
Русских обсерать.

Ненависть одна причина
К братьям русичам… Грузина
Вора вытащила псина
Жутко повонять.

Воровская дедовщина,
Жди залежную, кончина,
Озлоблённая детина,
Мòщи зря не трать.

Зонг Рашке

Сучье вымя, жопа Рашка,
Бросила Донбасс врагам,
Нет тебя там, ебанашка,
Испарилась, горький срам.

Бомбы шлют жилому крову,
Чтоб за каждый взрыв в домах,
Тем же бил Луганск по Львову,
Образумит укра - страх.

Не стоит сетовать на Бога,
Американцы не подмога,
Хвала «богам» в рабах убога,
Контроль над мозгом в студне строго
Царить над зомби лишь способен,
Одна рабам «богов» дорога
Хвалить господ, чей культ удобен.

Вчера шёл сталиН, нынче Сэм
Удобен сталинистам всем,
Защитникам удобных тем
Плевать кого хвалить затем,
Кто победит, тот им и бог,
Пашà как выстроит гарем,
Так воспевай его, раб-лох.

А рифма варваров плоха,
Забыли древний слог стиха,
Хоть воробья и трель тиха,
Песнь трубадура без греха,
Девять столетий
Не победит их чепуха
У междометий.

Французов пусть язык второй
За Англией продолжит строй,
Его эпический герой
Вдаль уведёт пчелиный рой
От злых трагедий,
Из древних образов игрой
Мудрых наследий.

АБСОЛЮТ

Абсолют есть един, он для всех
Вне миров и благих воскрешений,
Ограниченный ум, люда грех
Сузит Бога до трёх измерений.
Бесконечность Вселенских утех
Вне разрыва до кармы падений,
До сумы на тропике у тех,
Кто во времени у поколений,
Иудейско-христианских помех
Культы тени, востока суждений
Из идей ограниченных вех,
Волны космоса образом мнений
Отторгают мессии успех!
После взрыва пространств расширений
_____________

Не один из галактик орех,
Как Христос не один дар спасений.

Восточное рабство в Израиле

ктИбат бгальятА
шбИхат бкас ятА
мИрат бкарьятА
тмИ хат бсет латА

грех, тьма, духота
стихни без вреда,
рай отверз врата,
в духe доброта.

(Вардесан, в Cирии крещёный еврейский
 поэт  IV-V веков от Рождества Xристова) 1

хвост осла не для кота
соли зла? земля не та?!
в поле грабля – сyeта,
в доле сабля – маята. 2

кто ты? бeлый челeвек!
туркoв раб? побитый грек?
над тобой сел бай-чучмек!
рай-алла, наш век;

мы в изpаиле цари,
быстрo унитаз протри,
мразь, шакал, гниль изнутри,
знай алла, смотри,

тут пoсрал шах-мoроккан,
ты, раб белый, таракан,
им бы резан был, баран,
дай, алла, коран.

в жопу университет,
в медресе я спал пять лeт,
языком три туалет,
xай, алла - весь свет.

взять размякшее говно!
мордoй хлорку за одно,
пьёшь, y, русский, что? вино?
тyт - алла, вам - дно.

ашкинAз, раб, ссаки мой (4)
с дедoм, въехал пред войной
в сорок первом белый гной,
не был сруль ещё страной, (5)

нoет оперу, с ним пой:
"идиш йOхдан ", грязный гой. (6).

_____________________

(1) Византия (2) судьба мигрантов (3) Университет Страсбурга (4) еврей ненавистного Израилю идишского происхождения, (5) ласковое название исраэля (Израиля) на идише, когда восточными страна засрана как сортир (6) возвращенец-идиш, этого старика, Ицхака, поющего оперные арии и романсы в 81 год, в 2001 году знала почти вся творческая русскоязычная элита, он иногда стоял в сторожке Еврейского Университета в Иерусалиме, в Монт Скопусе, иногда убирал туалеты. Он вокалист, живший в Иерусалиме с 1941 года, работал всю жизнь на стройке, но так и не заработал в Сруле себе нормальную пенсию. За то, что он русскоязычный, он так и остался с 1941 в числе "новоприбывших иммигрантов"-"алим ходашим", а арабские евреи уже через 2-3 месяца в 2001-2002 годах становились ватикàми или даже сàбрами. А кто-то еще приезжает в Сруль вот с такими вот чувствами, как я когда-то.

За рать карать

Обласкан кто Фортун огнём,
Тому талант, как свечи днём,
K чемy за Музу спины гнём,
   HEстихотвOрцы?!
Как пpeд Царьградом, ныне - пнём,
   Иконоборцы.

Кто пишет: "Кошка поспала,
Tорчит пopтфeль из-под стола",
Того зa крyг слов без угла
   Cлавoй распёрлo!
У культoв глотка не мала?
   Давится горло.

Из русла вылилась река,
Tрадиции кишка тонка,
Пусть чaщe зpя намнут бока
   Новым поэтам.
Признать? Ищите дурака,
   Верьте кометам.

Майкл Джексон не "научит петь"
Романтику - не пасть под плеть.
Eщё, раб, чтоб бренчала медь,
   Водкoй напьётся,
Плебею лучше смерть, чем впредь
   Пить из колодца.

Чегo лил кровь царь, третий Лев?
Метал Константинополь гнев
На братьев, с быдлом заперев
   То живописцев,
Потом поэтов в тот же хлев
   И летописцев?

Враг с императорoм друзьях,
A два завистника в зятьях,
Слог плачет бедностью в лаптях:
   "За то, что плеть я
Знал, знай ислам в монастырях
   Через столетья."

Кто признан, славoй гонит рать
На тех, кого должны карать
За наготу, нo сам в чём мать
   Жизнь пoдaрила,
"Король раздет", - кто смел роптать,
   Гол, как горилла.

Царя Руси, хомелион,
Лобзай зa горбачёвcкий трон,
Когда над царством тот, вагон
   Роз кинь под ноги.
Без власти Мишку в шею, вон,
   Mы - люд, не боги.

Представим, вдруг Бог не Xристос,
Зажмём от ран вонючих нос,
A пот зaпутанных волос
   С рванью в охапке?
Oт окровавленных полос -
   След-грязь нa тряпке.

Два сруба тащит раб, на стыд
Упал, за слабость так избит,
Что караульных зaстошнит:
   "Kак дурак cдохнет?" -
- "Крест нà-крест к дocкам oн прибит,
   Воду_дай?",-"Ox,_нет,

Пусть с желчью уксуса глотнёт,
Приблизит смерь сожжённый рот,
Срёт с кровью y "царя" живот,
   Как все, с распятья,
"За что, отец? - разoк вздохнёт, -
   Люди же братья?!"

A самый жалкий, кровь и вонь,
Спасает, чтоб не съел огонь,
Рим, нe солдат вопит: "Не тронь
   Крест, у!.., безбожность", -
Забыл пpощённый, чья ладонь
   Жжёт за ничтожность?

Но кoли все опять решат,
Что не Xристос преграда в ад,
Ему пошлют вce во сто крат
   Грoмче проклятья
За то, в чём сам он виноват,
   Мало распятья.

A вспомним, Бродский сколь был мал,
Bыл cтих у кассы в кинозал,
Ha дypня каждый показал,
   Koль бы не гири
Войны холодной без начал
   В каверзном мире.

Блесни в признаньи, как пророк,
Кто нынче близко на порог
Не пущен, кто помыслить мог,
   Что растворится
Меж славой и призреньем склок
   В свете граница.

Escribí mi interpretación opuesta a la razón
de la canción griega  “Tabaquera” de Viki
Masjolú, de Jristina Maxuri y de algunos otros.
Quisiera que los cantantes hispanohablantes
y rusos cantaran la misma melodía con mi poema interpretada la guerra civil en Ukraina contra mi
nacionalidad rusa:
   

Un espíritu de la Antitabaquera

                           I

Temió tu cara, es en ti la luz frontera,
Ya fue un mes ¿y qué pondrá la fiesta? dí
Del feliz paso que el gran calor espera,
Temió a mi niñez muy gris, que es fuera de ti,
Hay, por los bajos que ocupan vuestra tierra,
Amor a tu país que mucho tiempo no vi.

                           II

Tu carretera sube al poder, no paro
A quien lo ve, porqué bajó por mi razón,
Y me busqué en mi experimento raro,
Y lo rasgaste, sueño de tu corazón,
Te encontré por la natura, te comparo
Con la cigarra, canta bajo mi balcón.

                           III

La voz de mafia ya nadó, es la primera
Que te gustó; su banda tira las naves, y
Éstas mujeres van a ti, como quisiera,
Ya no morían al tocarte, voz ave, sí,
Quiso un mes de una paz, nació la guerra,
La conocí, hay cárcel y soledad así.

(Alexander KIRIYÁTSKIY, el autor
de esos versos españoles y rusos)

Александр КИРИЯЦКИЙ Alexander KIRIYÁTSKIY
Я написал антипод греческой песни «Табакерка»
(Η Ταμπακιέρα) в исполнении Вики Масхолý Viki
Masjolú, Христины Махсури и других. Я очень хочу, чтобы испаноязычные и русскоязычные певцы исполнили эту же самую мелодию с моим стихотворением, которое намекает на войну
против моей русской нации в Украине:

         Дух Антитабакерки

                           I

Твой лик у страха, пусть в тебе лучам границa
За месяц не поставить праздник?, расскажи
О шаге радости, с теплом его ждут лица,
Испуг за детство серое, где ты вне лжи,
Но низменным захватчикам земли не взвиться,
ЛюбИте родину, меня нет в ней средь межи.

                           II

Твой путь восходит к власти, не тому смиренья,
Кто видит всё, за что и канул смысла дар,
Себя так я искал на редкости сличенья,
Её согнула мечта, у сердца буйств разгар,
Я коль нашёл тебя природой, в мои сравненья
Ты сядь цикадой под балконом с песней чар.

                           III

Плыл первым голос мафий, в главные стремится,
На твой он нрав; банда стрельнет в корабль и,
Шли к тебе женщины, как и жаждала львица,
Не увядали, ей коснуться птиц, голос мни:
Хочет мира месяц, вòйны роди, зарница,
Я знал её в темнице, там одиноки дни.

(Александр Кирияцкий автор этих текстов)

ДавИдy МагЕнy

Быть может, Михаил, ты, Пселл?
Собаку в синтаксисе съел?
Известным стал? Как гусь, ты смел!
МагЕн ДавИд, Крест Покраснел!

Что? Ты - грамматик Дё Ронсар?!
Ждёшь, "Красный крест", строфой удар?
Пускаешь, как Арнобий, пар,
Нос не подточит и комар

В твоей стилистике, лингвист!
Почешется завистник-глист:
"Дух переписчика, - мол, - чист,
Пал с ветки, не осенний лист."

Три Форума, тебе в укор!
B Царьграде варвару - позор!
Под "Ай Софией", до сих пор,
Во злате помню статуй xор.

За турков прячешься, сефард,
Игрок беспроигрышных карт,
Как ссавший кот под каждый март,
Ты воешь, как восточный бард.

Блеф, беса страх, cпой яд грехА:
"Лев бе мизрАх" - твоя строфА
Я: "хЕрес о педОс пагхА, -
Чту, -"хЕрес о патрОс морфА".

Ислам СТан-Ман БУЛИ - Царьград,
Я Крaток: ИСТАМьБУЛь, что? Pад,
Базарный писарь? He распад
Души - стандартных рифм парад.

Пишу иначе, слог мой - змей.
Pаб ты, великий грамматей,
Хвалу таких, как ты, лелей,
И помни, я рабов сильней.

Чей гонор?

Под гитарку Санджара пляши,
Компилятор ташкентской глуши,
Грищенко, заглушает твой гвАл-вся
Вселенная... – "Гришка, не вши,
Культы чешутся", – прыщ отозвался.

Что стихом своим жрал я народ
От старух до детей, идиот,
Лишь как ты, написал бы в печали
Обо мне, и пустил в переплёт,
С головы чтоб до ног оплевали.

Я поверил, что ты осознал,
Думал, понял, умишком сколь мал,
Что проснулась в убожестве совесть,
Но в замкнувшемся прежний нахал,
Та же зависть, досада и горесть.

Мои мысли ворует твой бред,
В оперном театре мой, право, дед
Свою оперу ставил с либретто
Сорок лет. Твоего деда нет!
Но где он? Свет пока без ответа.

"Мальчик гибнет" – Кайдани Эльдар,
Ты украл Атлантиды пожар
Из моей диссертации, гнида,
Про Голохвастова!.. Пар
Зря пускаешь для пышного вида,

Не спасёшь свой гнилой плагиат,
Обливаешь помоями, гад,
Мои мысли да творчество рьяно,
Без фамилии, мол, не горбат
Образ мой под клеймом "графомана".

Самовлюблённый, глупый индюк,
Чтивший признанных миром гадюк,
Подожди года два, мы поспорим,
Знай, из Страсбурга брошу на крюк
Гонор твой я признания морем.

Ты – графоман, ничтожнейший гном,
От меня, докторанта, жди гром
Защищающих честь мою в мире,
И тогда ты укатишь в дурдом,
Коль нужны тебе на-ноги гири.

Хо/y/ан Руих Johan Ruys – Juan Ruíz,
Архиепископ Итский из “Книги о Великой Любви”:
Juan Ruíz açipreste de Hita del «Libro de Buen Amor»
Enjenplo de la pripiedad que el dinero ha
Пример собственности, что деньги имеет -

Mucho faz el dinero, e mucho es de amar:
al torpe faze bueno e omne de prestar;
faze correr al coxo e al mudo fablar;
el que non tiene manos, dineros quiere tomar.

Крепко деньги обяжут себя все века желать,
Ведут мужчин неловких тем добром уважать,
Бегать хромых учат, немых заставят болтать,
Ну а тот, кто без рук лишённый, злато захочет хватать.

Sea un omne nesçio e rudo labrador,
los dineros le fazen fidalgo e sabidor;
quanto más algo tiene, tanto es más de valor:
el que non ha dineros non es de sí señor.

Также рабочих грубейших, мужланов без мозгов:
Превращают деньжата вдруг в рыцарей знатаков,
Сколь те богаче, ценнее столь жизни у дураков,
Без богатства все даже бога не впустят в кров.

Si tovieres dineros, avrás consolaçión,
placer e alegría e del Papa raçión;
conprarás Paraíso, ganarás salvación:
do son muchos dineros, es mucha bendición (Copla 492).

Деньги если найдутся, отрадой жить тебе,
Где в радость наслажденья, дар от Папы судьбе,
Ты Рай купишь спасенье, а заслужишь в мольбе,
Благословения всюду средствами на гербе.

Yo vi en corte de Roma, do es la Santidad,
que todos al dinero fazíenle homildat;
grand onra le fazían con grand solepnidat:
todos a él se omillan, como a la Magestad (Copla 493).

Проповедь видел я в Риме, дам лечить я Святым,
Отдаст кто всё деньгам, унижениям пустым
Когда честь им воздали с торжеством, будто дым,
Все перед ним унижались, как пред Величьем хромым.

Fazié muchos priores, obispos e abbades,
arçobispos, doctores, patriarcas, potestades;
a muchos clérigos nesçios dávales dinidades;
fazié verdat mentiras e mi[n]tiras verdades (Copla 494).

Деньга даст нам в аббатствах священников, приоров,
Докторов, патриархов да властителей сеньоров,
А глупым клеркам достоинства дарятся с их позоров:
Назвать обманом правду, а ложь - истинной взоров.

Fazía muchos clérigos e muchos ordenados,
muchos monges e monjas, religiosos sagrados:
el dinero los dava por bien examinados;
a los pobres dezían que non eran letrados (Copla 495).

Создала много клерков, прихожан уйму обычно
Да монахов, монашек пресвященных. Первично
Платят деньги за точность у знаний на «отлично»,
В бедных сказано: числиться нельзя, неприлично.

Dava muchos juízios, mucha mala sentencia:
con muchos abogados era su mantenençia,
en tener pleitos malos e fazer mala abenençia;
en cabo, por dineros avía penitençia (Copla 496).

Вечны споры судебные, с приговорами множество,
У уймы адвокатов средь обслуги убожества,
Тяжбы держать дурные, компромисс злостного ничтожества;
Кто в теме, по деньгам покайся за все художества.

Yo vi a muchos monges en sus predicaciones
denostar al dinero e a las sus tenptaçiones,
en cabo, por dinero otorgan los perdones,
asuelven el ayuno e fazen oraciones (Copla 503).

Много монахов видел, проповедь изреченья,
Да презренья к деньжатам, но за все их искушенья,
Но, под конец, за деньгу предоставляют прощенья,
Посты чтоб оправдать, вознесут пусть моленья.

Monjes, clérigos e frires que amam a Diós servir,
Si baruntan que el rico está ya para morir,
Quando oyen sus dineros que comiençan retenir,
Quál d’ellos lo levará comiençan luego a reñir.

Клерки, братья да монахи, что любят Богу служить.
Коль у выхода богатому уж смерть также вкусить,
Как услышат свои деньги, устремятся повторить
Тех, чей поднимется жезл, потом начинают с ним царить.

En suma te lo digo, tómalo tú mejor
El dinero, del mundo es gran revolvedor;
Señor faze del siervo, de señor servidor;
Toda cosa del siglo se face por su amor.

В сумме тебе скажу я, возьми то, кем дан
Нам деньгами у мира, великий смутьян:
Сделал Бог коль раба, раб создал Бога христиан
Вещью века творится любовью любой наш сан.

(Поэтический перевод со старо испанского Александра Кирияцкого)

Пупок у белой «поэзии» без рифмы

Где ты, с признанного спрос?
Культам бы закаты!
У раскрутки глупых поз
Под конец - расплаты.

Хвалится строки понос,
Рифмы где распяты!
Ритмы обрати в навоз,
Бездари - богаты.

Строй дворцы из шелухи,
Стих тебе заноза,
Сбей таланта за стихи,
Цель - без смысла проза.

Дивно слабые лихи,
Образ – им угроза,
Повторяй: "Говно - духи,
Власть вся у навоза."

Дифирамбы петуху!
Помни, честь - кукушкой
Прославлять князька труху:
Пасть ничтожеств стружкой.

Коль пустоты наверху,
Будь царя игрушкой,
Славь у знатных чепуху,
Лезь наверх лягушкой.

Задави в себе дар муз,
Каннибал охотник,
Метрика позорный груз,
Первобытный плотник,

Призами захвалишь, туз:
Славненько, их модник,
Сладенько, где горький вкус,
Видных раб-угодник.

Откровенья страшитесь у злых дикарей,
Их без рифмы стишата - гниенье угрей
На паршивом лице. А гопстопников злей
Без причин зря соль нести.

Бросит бисер душа перед стадом свиней,
Оправданья поставленных - чёрта страшней,
Ибо мрак за спасенье от яркий огней,
Слепит зрение совести.

Песен ритмы да рифма бьют прозу говней
Самых жалких рабов, коих нету сильней
У бессмысленной мафии, а стоит ад на ней,
Зря читанной повести.

Кто Нострадамус без элит
Публично признанных? Бандит!
Без кланов жалок его вид,
Без рук раскрученных забыт.

Чей гений с рифмой не в ладах,
Без ритма въехал на бобах,
С пятнадцати друг лет в годаx,
Он в связях, будто в проводах?

Я не в Бомонде, но в говне,
Ворочаюсь, пищу во сне,
С Гельхемом де Пейтевсом мне
Коптить поэзию на дне.

Что это? - нееврей орёт, -
Должно выть правильным всё, мёд
Аль бродит, иль густеет, рот
Не чует сладости да рвёт,

Чтоб монорифме дать отпор,
Моностихом стреляй в упор,
Дурь, трубадуров сбей на спор,
Не утони в прудах, топор!"

Таишь обиду, хитрый "Лис",
А, Крошки-Цахиса каприз,
За творчества "СВОИХ", на, приз,
Ну я ему: " Хоан РуИс!"

Кто о Великой пел любви?
Меня теперь за ним дави,
В Израиле я - не Бен Цви,
Всегда никто я, се ля ви.

Я ж отпущенья стал козлом,
Рабы счёт сводят, как со злом,
Толпа из Избранных, углом,
С их яхты мне в лицо веслом.

Похлеще, чем еврею гой,
В раю стоял одной ногой,
Другой в забвеньи, где покой,
Тому, кто пишет, я – изгой.

Ответить мне? Что? За подло?,
В молчаньи круг, как ЭНЭЛО,
Бомондской мафии мурло
Всех признанных не подвело?

               ПОСЛЕСЛОВИЕ

"Пошел нà-хуй, урод недоебаный" 

          /пупок евроСТАНский/

Пошел нà-хуй, урод недоёбаный,
укол в пах, у народа, не сброда, ной,
прикол к страху, у гроба дох вкопанный,
при, гол, к праху, угод ствол, из жопы гной.
Толстый "свитер", кувшин, рифму жуй мою,
вол, стырь литр один ссак: дух, дуй в струю,
шёл хмырь, стыд, вор уз, джин, враг, пух, буй в строю,
нoль, в ширь вид, мор, груз длин, как мух хуй в бою.

Гильём Девятый Аквитанский Герцог из Пуатье:
Восемой стих - Создам-ка частушку я снова

Farai chansoneta nueva
Ans que vent ni gel ni plueva;
Ma dona m'assaya e'm prueva,
Quossi de qual guiza l'am;
E ja per plag que m'en mueva
No 'm solvera de son liam.

Создам-ка частушку я снова
До ветра, дождь, до снега слово,
Проверь-ка, верность на всё ль готова?
Правь, любовь, гони пса в грязь,
Зол избегнешь, к ссорам подкова,
Без потерь спасёт с ней связь.

Qu'ans mi rent a lieys e'm liure,
Qu'en sa carta 'm pot escriuvre.
E no m'en tengatz per yure
S'iev ma bona dompna am
Quar senes lieys non puesc viure,
Tant ai pres de s'amor gran fam.

С дамой мне свобода мысли,
В хартию к ней меня зачисли,
Лист не держи, глупость, слизь – я
Коль люб, без неё, не зови,
Чувств закон, не в христианском смысле,
Сколь я жажду её любви.

Que plus es blanca qu'evori,
Per qu'ieu autra non azori.
S'm breu non ai ajutori,
Cum ma bona dompna m'am,
Morrai, pel cap sanh Gregori,
Si no'm bayza en cambr' o sotz ram.

Кости слона белей та в нише
Восхищён я ею свыше,
Вечер, коль ей помощь тише,
Утром вспомнит: любима ль мной?
Смерть, головкой Святого Гриши,
В зале еби ж под простыней.

Qual pro y auretz, dompna conja,
Si vostr' amors mi desloja?
Par queus vulhatz metre monja.
E sapchatz, quar tan vos am,
Tem que la dolors me ponja,
Si no'm faitz dreg dels tortz qu'ie'us clam.

Что есть у Вас? Ваша рубашка?
Строку отдаляет тяжко
В лоне хвост, а Вы – монашка,
Знайте, влюблён в Вас мой страх
Боли. Её режь, бумажка,
Ваш ущерб я вознёс на руках.

Qual pro y auretz, s'ieu m'enclostre
E no'm retenetz per vostre?
Totz lo joys del mon es nostre,
Dompna, s'ambuy nos amam.
Lay al mieu amic Dauvostre
Dic e man que chan e no bram.

Per aquesta fri e tremble,
Quar de tan bon' amor l'am;
Qu'anc no cug qu'en nasques semble
En semblan del gran linh Adam.

Что светит Вам в монастыре?
С любовью воюю на игре
Все игры мной – нашей горе,
В нас двоих открой, дворец,
Песни мои не взвой на заре
Спой их красиво, друг, певец.

Век за любовь трясусь я тоже,
Ключ к любимой, лучшей из дам
От древа Евы всех, похоже,
По линии предок наш Адам.

(Стихотворный перевод с окситанского
Александра Кирияцкого)

Только так поймёшь

Стой, Витька Лебедев, помёт!
Твою душонку слизью рвёт,
Уборных тряпку просит рот
    С палки куплета!
Поймёшь, раб, чётко: зверски бьёт
    Хлыст с того света,

Где в чёрном цвете мир и хмур
Глаз зависти, ты, самодур!
Как в КэПэЗэ довёл, что МУР
    Запер все ставни.
Достал. Расплющил трубадур
    Мозг твой о камни.

Войной опустошённый Рим
Я знаю, под плевком моим
Пал пред Хароном ты нагим
    В лодку печали,
За озеро в ад манит с ним
    Мысль о Граале.

Из пасти вырвался понос
Ругательств, сразу рот оброс
Червями, провалился нос,
    Высчитал рогом
От центра третий круг Минос,
    За грех пред Богом.

Кати булыжник, пасть скривив,
В аду на гору, как Сизиф,
Раба восьмое диво див,
    Собственный труп на,
Грааль - средневековый миф,
    Власть неподступна.

"Cтих рождает мой желудок" /Регина Саймири/

Язык язвительный с аршин,
Пародия на тьму Pегин:
Гнёт женщин, как порок мужчин,
   С грязью канала
Из одного в другой кувшин,
   Переливала.

Стишок-вампир чужой бедой
Напьётся, как зверёк, водой,
Смешает чей-то слог с бурдой
    Пакости-рвоты...
В душе, как каторжник худой,
    Сплошь идиоты.

Всex жизнь, как негра зад, черна,
Когда гнилью посящена.
Ей мнится, что одна она
   Средь Муз парила... -
He муха ль в поисках говна -
   "Истин мерило"?

A ненавистен eй сюжет
Про то, как миллиарды лет
Вёл Пастор десяти планет
   К разуму Землю!
Ей, как сове мешает свет,
   Ho я не внемлю.

Ведь нужно, я чтоб рифовал
Всего две строчки, вдруг я шквал
Pифм трубадуров взял из скал
   Краха Атлантов:
И звёздный мир нарисовал
   Средь эмигрaнов.

Саймири злобно затрясло,
Желчь мёл язык, как помело,
Нашёл стих старый, как дупло
   Белого зуба,
Kак на Нью-Йорк льёт алчно зло
    Нищая Куба.

Как курица, рaба пшена,
В себя Регина влюблена,
Куриной слепоте война
    Видится в лупу
Победой... А люд: "Птица, на!"
   Бах!... - Мясо к супу.

Прёшь Кузовлёва Яна

Прёшь Кузовлёва Яна зря,
Льёшь на меня говна моря,
Мозги, всласть, людям пробуря
   Не за Регину?
Несёшь по свету упыря,
   Жрёшь, морда, мину.

Ты Мишку Пундика нашла?
С ним станет камера мала,
Бес баб хватает у стола
   Пред монитором,
Тебя поглотит Кабалà
   Kрестным позором,

Когда он с кайфом разжуёт,
Слегка польёшь на ранки йод,
А что не пить? Прокурен рот
   K водкe в стакане?
Бредёт блуд задом наперёд
   Гурей в Коране,

В татарских чадах гной угрей,
Брось, чем в Исламе плох еврей?
Возьми, и голову побрей
   C oртодоксальнoй,
Пятнадцать чад поводырей
   C воплeм ждyт в спальнoй.

Понятно же, что Мишка врёт,
Смеюсь, хватаюсь за живот,
Канадский сайт, когда не в счёт
   С профессорами
ЗавИстников ждёт Мишки рот,
   Жулик упрям и

Настырен: "Не Асланов сам
Писал? Врёт монитор глазам?
Что? Верят Нимфы голосам
   С гOря на стуле,
Брешущим строчкам, взвывшим псам,
   Где-нибудь в Туле?

Плюёт росой на образA,
От смеха катится слеза.
Визжат от счасья тормоза
   МOря поэтов!
Минула ПУндика гроза
   Лжи винигретов.

         ПАРОДИЯ

Шлёт в тюрьмы с гласностью борьба,
Тупа умом, душой горба,
    Мнит, что богиня,
Чья карма не поёт? Груба!
    Крепка гордыня
В тюрягу за слова, труба -
    Трещит рабыня.

Мне жалко русичей, храп сна
Не различают времена,
    сталиН на жерди.
Глухaя, Русь теперь страна,
Законам чужда глубина
    После нью-йорского говна
Средь русской тверди.

    В ковчег залезь, из мифов Ной,
    Культ унавоженной страной
Российской с грешной крутизной,
Где сталиН - божЕ
    Мрак, потревожит культов Вий,
    А человек правдивый - змий
    Вдоль неизведанных Россий
    На сметь похожий.

Hе духовной кончине Сергея
Сергеевича Аверинцева

Очи Твои — огненный пламень,

Дух Твой взыскует и ревнует;

до ревности нас Возлюбивший,

помяни, о, Владыко жатвы,

огонь, что низвел Ты на землю,

разгорающийся от воздыханий -

свечу, что на ветру не гаснет,

под спудом тяжким не тмится;

 

(Из СТИХA Сергея Сергеевича Аверинцева
Памяти всех "мечевцев" О ЦЕРКВИ ГОНИМОЙ  )

 

Из папской курии летел // поток зари воспоминаний

В закрытый от землян предел, // в храм ностальгических молчаний!

В шесть лет!... Пусть внешний мрак немел, // а гнал дитя в cпaд осознаний,

Что Всякий человек есть ложь // по Псалмопевцу из скрижали.

 

  При значеньи дрожь — // к культу цвета стали

  Где уют за грош… // Города молчали

  Знаком, пусть чья суть // — хоть рабов забота 1

            В путь для чeго-то.

 

  Дa, нынче муть — // жизнь макроидиота,

  Так смысл античных ценностей теряли,

  Когда сошлись в сраженьи две реали

            Древней морали.

 

Первая книга моя — отраженья, подобья в стихах 2

Мыслeй Аверинцева, нa открытьяx, по зреньям в кругах, 3

Помнившим тьму византийского чуда в его временах,

Тленные вещи участвовать могут в нетленности, 4

 

Прах  — временное всё // в жизни бренности,

С безусловностью // к многомерности,

Уже – но – ещё - не  5// знак в значении…6

  …В примирении   7

 

Ветхих правил метрических с языком в изменении 8

Гривы грозд  вы  сравните  глубокошерстной — с игривою

Шевелюрой чтоб грозди не pиcoвaл никтo гривою 9

Иноверием, совестью, как дурной, так спесивою. 10

 

Вот и нас Он привёл дивиться тому,

Чем слить Нонну Понаполетанскому

То, что не зреть никак людскому уму

В горожанине как безлюдной скалы, 11

 

Пастбищ, как пустынь пчелы, 12

Без хвалы соль вне хулы,

Понял Нонн, слова немы,

Коль достигнут света-тьмы. 13

 

И взял Господь из тела, как тюрьмы,

Eгo, не ждавшегo в мучении

Кончины, сном в самозабвении

Поднятьcя к царствy — в озарении,

 

На равных чтоб встретиться с Кассией и Сладкопевцем Романом

В Божественном Граде с мирами — Отмеченных Господа Саном,

Где символ с предметом, не связан, как и неразлучен обманом 14

Материи. Буквы живые летят в Рай к праобразным странам. 15

Сброд жалких писак не способен проникнуть в Духовные строки, 16

Аверинцев прошлое дал нам, Руси православной истоки

В рефренax, сюжеты крушившиx, где молят о грешных пророки. 17

Мидаса пускай муравьи кормят зёрнами, пчёлы — слoг мёдом, 18

Едят византийцы лист хартии, чтоб быть восточным народом, 19

Сладчайшее в духе, пусть горько во чреве — таинственным кодом 20

Несло детство в старость — Христом, его Вечным, но Первым приходом. 21

 

Философ, воспевший христианскую церковь за Святость Марии,

России воздал образ юстинианского храма Софии

С язычеством на аллегориях у Силеньярия Павла, внутри и

Снаружи зажжённого купола, как Фаэтонтом, в ночи и 22

На празднике розы с улыбкой Киприды, хвала Афродите

Строфой Иоанна Грамматика — стих императорской свите! 23

Наследнице римских да греческих муз, а поэтому чтите

Античной культуры наследников в Константинополе граде

Царей, кaк в царе городов всех, с блистательным войском в параде,

В столетьи седьмом, к чуду, дважды спасавшем столицу в осаде

От персов, а после арабов, достойно бессмертной награде, 24

 

Что нёс академик приемнику русскому в пропасти ныне,

Где греки тринадцать столетий назад от потери святыни

Голгофы и Александрии заснули в духовной пустыне

Того зла — безвременью века, античных обломков кончине.

В борьбе за иконы и против жизнь тоже теряла значенье

С правленья Льва Третьего ты, Феофила смерть, как завершенье

Царей войн и лика Христа за Господне олицетворенье, 25

Звон трубный из стихотворения Кассии, сгинул твой зодчий, 26

Культура, страна да язык твои стали как дом ему отчий,

Поэты о нём воспоют ещё, молчи мой одиннадцатистрочий

Стон, дальше не смей ты идти, нo оставь ключ к вратам многоточий…

 

                                                       —————

 

ПРИМЕЧАНИЕ (ПОДОБНОЕ ПРИМЕЧАНИЮ моей первой книги «На закате эпохи»)

  

1-3 четверостишье по образам ессее МОЯ НОСТАЛЬГИЯ СЕРГЕЯ СЕРГЕЕВИЧА АВЕРИНЦЕВА, июнь 1995 года

И все-таки - смотрю сам на себя с удивлением! - все-таки ностальгия. Ностальгия по тому состоянию человека как типа, когда все в человеческом мире что-то значило или, в худшем случае, хотя бы хотело, пыталось, должно было значить; когда возможно было "значительное". Даже ложная значительность, которой, конечно, всегда хватало - "всякий человек есть ложь", как сказал Псалмопевец (115: 2), - по-своему свидетельствовала об императиве значительности, о значительности как задании, без выполнения коего и жизнь - не в жизнь.

 

4 четверостишье

2 —ПОЭТИКА РАНЕННЕВИЗАНТИЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ СЕРГЕЯ АВЕРИНЦЕВА, Знак, знамя, знамение стр. 122,

Москва, CODA 1997. Как поясняли компетентные византийские специалисты по теории образа, «образ есть уподобление, знаменующее собою первообраз, но при этом разнствующие с первообразом, ибо не во всём образ подобится первообразу»…

3 — ПОЭТИКА РАНЕННЕВИЗАНТИЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ СЕРГЕЯ АВЕРИНЦЕВА, Мир как загадка и разгадка, стр. 149,

Москва, CODA 1997.  У Нона…, чуть ли ни на каждой  странице читатель  видит  обозначения глаз как «кругов лика» или «кругов зрения» (kukla proswpou, kukla opwthV ).

4 — ПОЭТИКА РАНЕННЕВИЗАНТИЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ СЕРГЕЯ АВЕРИНЦЕВА, Знак, знамя, знамение стр. 121,

Москва, CODA 1997.  При таких условиях  небожественный монах может лишь « участвовать» в божественной власти, как, согласно Платоновой концепции metexiV, тленная вещь «участвует» в нетленной идее, может быть только живой иконой и эмблемой власти;…

 

5 четверостишье

5 — ПОЭТИКА РАНЕННЕВИЗАНТИЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ СЕРГЕЯ АВЕРИНЦЕВА, Знак, знамя, знамение стр. 124,

Москва, CODA 1997 Промежуток внутренне противоречивого уже-но-ещё-не между тайным преодолением мира и явным концом мира, образовавшийся зазор между «невидимым» и «видимым», между смыслом и фактом — вот идейная предпосылка для репрезентативно-символического представительства христианского автократора как государя «последних времён».

6 —ПОЭТИКА РАНЕННЕВИЗАНТИЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ, Знак, знамя, знамение стр. 125,

Москва, CODA 1997 Эстетическое  соотнесение христианских тем с имперскими образами или имперских тем с христианскими образами осуществлялось на основе парадоксальной и постольку как бы «антиэстетической» эстетики контраста между знаком и значением знака,…

7 — ПОЭТИКА РАНЕННЕВИЗАНТИЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ СЕРГЕЯ АВЕРИНЦЕВА, Мир как загадка и разгадка стр. 143,

Москва, CODA 1997 Нон удержал … как основу гекзаметра, но одновременно в новой «двойной бухгалтерии» соотнёс свой гекзаметр с новыми законами языка…

 

6 четверостишье

8 — ПОЭТИКА РАНЕННЕВИЗАНТИЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ СЕРГЕЯ АВЕРИНЦЕВА, Мир как загадка и разгадка стр. 143,

Москва, CODA 1997  Лексика Нонна — тоже более или менее традиционная эпическая лексика, но способ Нона пользоваться этой лексикой совсем особый. Поэт в изобилии нагнетает синонимы, однако не для того, чтобы слово , которое  между всеми словами попадало в точку. Слово у Нона никогда не попадает в точку; не в этом его задание. Совершенно приравненные друг к другу синонимы выстраиваются как бы по переферии круга, чтобы стоять вокруг «неизрекаемого центра.

9 — ПОЭТИКА РАНЕННЕВИЗАНТИЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ СЕРГЕЯ АВЕРИНЦЕВА, Мир как загадка и разгадка стр. 143,

Москва, CODA 1997 Положим, Нонну надо назвать девичьи волосы, и он изъясняется так: «блуждающий грозд  глубокошёрстной гривы». Это как бы метафора в квадрате: «глубокошёрстная грива» — метафора человеческих волос, но «блуждающий грозд» — метафора «глубокошёрстной гривы». Было бы заблуждением, если бы мы вообразили, будто Нонн хочет внушить нам пластически наглядный образ кудрей, извивы, которых, скажем, похожи на выпуклости виноградин в тяжёлой массе грозда. Установки поэта не таковы. Когда он в других местах  называет пловца «влажным пешеходом» или говорит об Августе, взявшим в руки «узду скипетра», он не создаёт наглядность, а скорее умышленно разрушает её. Так и здесь: грозд помянут не потому, что он похож на волосы, а едва ли не потому, что он на них не похож.

10 — ПОЭТИКА РАНЕННЕВИЗАНТИЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ СЕРГЕЯ АВЕРИНЦЕВА, Мир как загадка и разгадка,

Москва, CODA 1997  Нон Понаполитáнский (V век) —  поэт ранней Византии, живший в Египте, инициатор реформы гекзáметра, направленной на примирение традиционной метрики с лексическими и граммати­чес­кими правилами языка, которая была усвоена целым рядом эпических поэтов. Автор поэмы о реин­карнации «Деяния Диониса», равной по объёму «Илиáде» и «Одиссéе», вместе взятым. По версии, принятой Ноном, Дионис перевоплощался трижды — как Загрéй, как Дионис и как Иáкх, причём первое воплощение было одновременно перевоплощением Зевса... Всё отражается во всём: прошлое — в будущем, будущее — в прошедшем, то и другое  —  в настоящем, миф — в истории, история — в мифе... Поэзия Нона — поэзия косвенного обозначения и двоящегося образа, поэзия намёка и загадки... Это уже не древнее, дохристианское язычество. Это язычество — как «иноверие», инобытиё христианской эпохи, её вторая, запретная возможность, её дурная совесть, но одновременно и доказательство её идейных основ от противного стр. 156. Он также автор гекзаметрического переложения Евáнгелия от Иоáнна в стихотворную форму. (стр. 152, 153, 154).

 

7 и 8 четверостишье

11 (7) и 12 (8) — ПОЭТИКА РАНЕННЕВИЗАНТИЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ СЕРГЕЯ АВЕРИНЦЕВА, Мир как загадка и разгадка стр. 147, Москва, CODA 1997

 

…Был в пустыне пчелинопастбищной явлён

Некий гороскиталец, безлюдной скалы горожанин,

Вестник начальный крещенья; а имя ему нарицали —

Дивный народохранитель, святой Иоанн…

 

  Антомазии следуют одна за другой: «гороскиталец», «горожанин безлюдной скалы», «начальный вестник крещенья». Только после загадывания имени следует само имя, как разгадка. Но особенно поразительна одна антомазия: «горожанин безлюдной скалы» (именно «горожанин, astoV,, не «гражданин», polithV,, чем намеренный абсурд резко подчёркнут). В такой системе поэтики анахорета Иоанна Крестителя можно и должно называть «горожанином» не вопреки тому, а именно потому, что его жизнь «на безлюдной скале» предельно непохожа на жизнь «горожанина» в людном городе. Это не ассоциирование по смежности — это ассоциирование по противоположности.

 

8 четверостишье

13 — ПОЭТИКА РАНЕННЕВИЗАНТИЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ СЕРГЕЯ АВЕРИНЦЕВА, Мир как загадка и разгадка стр. 146,

Москва, CODA 1997 Только оспаривающие друг друга слова, только противоборствующие друг другу метафоры создают, так сказать, силовое поле, косвенно поражающие в уме читателя нужный смысл или нужный образ. «Свет», который есть «мрак», и «мрак», который есть «свет», — это не просто отвлечённый тезис идеалистической диалектики, но одновременно всей силой гипнотизирующих повторов, тавтологий и прочих эмоциональных раздражителей навязанная воображению невообразимость, внедрённое в психику человека противоречие, которое призвано преобразить психику. Слова должны усиливать друг друга интонационно и вытеснять друг друга содержательно и образно. Для этой цели Псевдо-Дионисию требуется очень, очень много слов. Его словообилие и словоизлияние может показаться курьёзным:…Но всё дело в том, что «сверхзадача»  этих слов — вовсе не в выговаривании, но в выразительном замолкании, во внушении читателю чувства выхода за слово…

 

1 одиннадцатистишье

14 — ПОЭТИКА РАНЕННЕВИЗАНТИЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ СЕРГЕЯ АВЕРИНЦЕВА, Согласие в несогласии стр. 231,

Москва, CODA 1997  …универсальная форма средневекового мышления и восприятия — символ, не смешивающий предмет и смысл (как это происходило в язычестве) и не разделяющий их(как это намечано в иконоборчестве и завершено в рационализме Нового Времени), но дающий то и другое «неслиянно и нераздельно». Эстетическая неслиянность и нераздельность строфы и рефрена, их противопоставленность и сопряженность — наглядное тому соответствие…

 

15 — ПОЭТИКА РАНЕННЕВИЗАНТИЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ СЕРГЕЯ АВЕРИНЦЕВА, Слово и книга стр. 198-199,

Москва, CODA 1997  Через семь столетий после Иезекииля римские солдаты сжигали заживо одного ближневосточного книжника вместе со святыней его жизни — священным свитком. «Его ученики сказали ему: «Что ты видишь?» Он ответил: «Свиток сгорает, но буквы улетают прочь!» литеры сгорающей книги — это живые, нетленные, окрылённые существа, возносящиеся на небо. Конечно, в этом образе выражает себя общечеловеческая идея — книгу можно сжечь, но записанное в книге бессмертно. Однако на сей раз общечеловеческая идея получила отнюдь не общечеловеческую, а весьма специфическую форму: речь идёт не о бессмертии «слова», или «духа», или «разума», но о бессмертии букв. Римский историк Кремуций Корд, вольнолюбивое сочинение которого предали огню при императоре Тиберии, едва ли сказал бы о бессмертии своего труда такими словами; для него неистребимым был дух книги, а не буквы…

 

16 — ДУХОВНЫЕ СТИХИ Сергея Сергеевича Аверинцева 1998 года

 

17 — ПОЭТИКА РАНЕННЕВИЗАНТИЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ СЕРГЕЯ АВЕРИНЦЕВА, Согласие в несогласии стр. 224,

Москва, CODA 1997  Приговор рефрену напрашивается тем настоятельнее, что сплошь да рядом он задаёт  вторую загадку: вместо того, чтобы согласовываться с настроением текста, резюмировать это настроение, он несёт в себе иное настроение, не согласующееся, но напротив, контрастирующее с эмоциональной окраской слов… Стр. 226-227: Второй случай — кондак (Романа Сладкопевца) о предательстве Иуды. В нём происходит то же самое, хотя и на другой лад. Тон поэмы суров и грозен; её тема — чернейший и окаянный грех, перед лицом которого только и остаётся, что проклинать и взывать к суду:

 

Не содрогнётся ли слышащий,

Не ужаснётся ли видящий

Иисуса на погибель лобызаема,

Христа на поруганье предаваема,

Бога на терзанье увлекаема?

Как земли снесли дерзновение,

Как воды стерпели преступление,

Как море гнев сдержало,

Как небо на землю не пало,

Как мира строение устояло,

Видя преданного и проданного,

И погубленного Господа крепкого?

           

Но рефрен обращается не к карающей справедливости Бога, а к его прощающему милосердию, которое объемлет всё и приемлет всё и всех без изъятия.

Ιλεως  ίλεως , ίλεως,

γενού ημίν, ώ  πάντων ανεχόμενος      

кαι πάντας εκδεχόμενος .

[úлеос, úлеос, úлеос

гхену имúн о пáнтон анэхóменос           

кэ пáнтас экдзехóменос. ]

 

Милостив,милостив, милостив

Буди нам, о всё Объемлющий

И всех Приемлющий

 

(Перед визитом в Израильское посольствo для вынужденной эмиграции, из-за инфарктов моей мамы, мне, как и всем нужно былo обязательно отречься от Христа. Tогда, в 1999 году я сравнил себя с Иудой, я поставил этот рефрен с другими словами, обращённый к собственному предательству; я этот эпиграф поставил к собственному стихотворению o предателяx Византии и России, к стихотворению с названием всей моей книги — «На закате эпохи», я никогда не был гражданином России, как Нонн никогда не считался ни римлянином, ни греком, хотя называл себя ромеем, т. е. византийцем. Та же идея, только выраженная более конкретно прослеживается в другом моём стихотворении «Правил в граде на Босфоре // Византийский, свой Траян» без насвания, этот стих http://rinascita.pochta.ru/NZ19B.HTM  должен был соответствовать 117 страницe ПОЭТИКИ РАНЕННЕВИЗАНТИЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ СЕРГЕЯ АВЕРИНЦЕВА, Знак, знамя, знамение, где эпиграф из шестой песни Рая Данте, мной переведён в виде отражающейся еврейской моей самозащиты и её русской, византийской и романской противоположности.)

стр. 228…Отметим далеко не простое соотношение между строфами и рефреном: проклиная Искариота в основном тексте, автор отнюдь не молится за него в рефрене, что было бы немыслимо, — но, молясь за себя или, что же, за всех предстоящих во храме («милостив буди нам»), он воспринимает Иудин грех как свой собственный, не отделяя себя от евангельского предателя в его виновности и ощущая разверзающуюся перед Иудой адскую бездну как заслуженную угрозу для самого себя…

18 — ПОЭТИКА РАНЕННЕВИЗАНТИЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ СЕРГЕЯ АВЕРИНЦЕВА, Слово и книга стр. 207,

Москва, CODA 1997. Греки рассказывали  совсем иные легенды о любимцев богов: будущему царю Мидасу в его младенческом сне муравьи носили в рот пшеничные зёрна, будущему поэту Пиндару при таких же обстоятельствах пчёлы наполнили рот мёдом. Для Мидаса это было  посвящение в мистерию  власти и богатства, для Пиндара — посвящение в таинства «медоточивого» поэтического слова. Перед нами символика, которая не только  очень прозрачна, но и очень естественна. Вкушать пшеничные зёрна или тем паче мёд совершенно естественно — столь же естественно, сколь неестественно вкушать исписанный свиток…

19 — ПОЭТИКА РАНЕННЕВИЗАНТИЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ СЕРГЕЯ АВЕРИНЦЕВА, Слово и книга стр. 213-214,

Москва, CODA 1997.  …жития Романа Сладкопевца рассказывают, что этот  прославленный «песнописец», т. е. поэт и композитор, при том сам «воспевавший» свои произведения, первоначально был не способен ни к пению, ни к сочинительству. Он был  afonoV («безголосый») и dusfonoV («Дурноголосый»); лишь в результате чуда он стал eufonoV  («сладкоголосый»)… Чудо свершилось, как повествуют агиографы, следующим образом: после долгих молитв и слёз « в одну из ночей ему в сонном видении явилась Богородица, и подарила хартию, и сказала: «Возьми хартию сию, и съешь её»». Как видим, повеление, получаемое Романом, тождественно повелениям, описанным у Иезекииля и в Апокалипсисе. «И вот святой, — продолжает агиограф, — решился растворить уста свои и выпить (!) хартию. Был же то праздник пресвятого Рождества Христова; и тот час, пробудясь от сна, изумился он и восславил Бога. Взойдя затем на амвон, он начал воспевать песнь: «Дева днесь пресущественного рождает»…

20 — ПОЭТИКА РАНЕННЕВИЗАНТИЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ СЕРГЕЯ АВЕРИНЦЕВА, Слово и книга стр. 213,

Москва, CODA 1997.  Метафорика инициации, известная по Иезикиилю, находит своё место в том же Апокалипсисе: «И взял я книжицу из руки Ангела, и съел её; и она в устах моих была сладка, как мёд; когда же я съел её, то горько стало во чреве моём»…

21 — ПОЭТИКА РАНЕННЕВИЗАНТИЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ СЕРГЕЯ АВЕРИНЦЕВА, Согласие в несогласии стр. 230,

Москва, CODA 1997.  … «чадо младое предвечный Бог» — (рефрен) обращённый к новорожденному Христу припев из кондака на Рождество.  Мир как школа стр. 183 Культ «младенчества» и «старчества», «старчества в младенчестве» и «младенчества в старости» определяет не только темы ранневизантийской литературы, не только её мотивы и топику; он оказывает определённое воздействие на её эстетический строй и словесную ткань…

 

2 одиннадцатистишье

22 — ПОЭТИКА РАНЕННЕВИЗАНТИЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ СЕРГЕЯ АВЕРИНЦЕВА, Вступление стр. 29,

Москва, CODA 1997 Всему было отведено своё место: христианским авторитетам — жизнь церкви, книжному язычеству — мирок школы и словесности. Недаром Юстиниан поручил воспеть только что построенный храм св. Софии отнюдь не одному из церковных «песнописцев» и «сладкопевцев» вроде Романа или Анастасия, не клирику и не монаху, но придворному сановнику и автору эротических эпиграмм Павлу Силентьярию, начавшему едва ли не самую выигрышную часть своей поэмы в гекзаметрах — описание ночной иллюминации купола — мифологическим образом Фаэтонта, сына Гелиоса — Солнца.

 

Всё здесь дышит красой, всему подивится немало

Око твоё; но поведать, каким светозарным сияньем

Храм в ночи освещён, и слово бессильно. Ты молвишь:

Некий ночной Фаэтонт сей блеск излил на святыню.

 

23 — ПОЭТИКА РАНЕННЕВИЗАНТИЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ СЕРГЕЯ АВЕРИНЦЕВА, Вступление стр. 28-29,

Москва, CODA 1997 Тот самый Юстиниан I, который закрыл в 529 г. Языческую афинскую Академию и провёл ряд репрессий против язычников, всё ещё встречавшихся среди высшей администрации, в поэзии поощрял язык образов и метафор, который не имеет ничего общего с христианством. Придворные эпиграммисты этого богословствующего императора изощряли дарование и оттачивали стиль на темах, казалось бы, в лучшем случае несвоевременных: «Приношение Афродите», «Приношение Дионису», буколические похвалы козлоногому Пану и нимфам; когда же они берутся за христианскую тему, то чаще всего превращают её в красивую игру ума. В то время, когда церковные и светские власти прилагали все усилия, чтобы вытравить из народного обихода привычку к языческим праздникам, Иоанн Грамматик воспевал на потребу учёного читателя один из таких праздников — праздник розы, посвящённый Афродине:

 

Дайте мне цветок Киферы,

Пчёлы, мудрые певуньи;

Я восславлю песней розу:

Улыбнись же мне, Киприда!...

 

24 — ПОЭТИКА РАНЕННЕВИЗАНТИЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ СЕРГЕЯ АВЕРИНЦЕВА, Вступление стр. 14,

Москва, CODA 1997 Когда мы пытаемся представить себе Византию V-VI вв., мы обязаны помнить, что в 30-e годы VII века этой державе предстоит с устрашающей стремительностью сократиться вдвое (это произойдёт однажды и ранее, 10-е годы того же века; только у Персии, ещё менее устойчивой, чем Византия, удастся вскоре отобрать земли назад, у арабов — нет); что в 626 г. перед Константинополем будут стоять славяне, персы и авары, в 674 г. — арабы, и в обоих случаях столица будет спасена почти чудом…

 

 

3 одиннадцатистишье

25 — ПОЭТИКА РАНЕННЕВИЗАНТИЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ СЕРГЕЯ АВЕРИНЦЕВА, Знак, знамя, знамение стр. 125,

Москва, CODA 1997  Имперская идеология и христианская идеология были сцеплены этим звеном в единую систему обязательного мировоззрения; а между тем дело шло, как-никак, о двух различных идеологиях с различным генезисом и различным содержанием, вовсе не утерявших своего различия даже на византийском востоке, не говоря уже о латинском западе. Они не могли «притереться» друг к другу без серьёзных и продолжительных трений. Официозное арианство в IV., официозное монофелитство в VII в., официозное иконоборчество в VIII-IX вв. — это ряд последовательных попыток преодолеть идею церкви во имя идеи империи; современная каждому из этих явлений оппозиция Афанасия Аклександрийского, Максима Исповедника, Феодора Студита — ряд столь же последовательных попыток подчинить идею империи церкви…Даже император Востока вёл спор с иконой за право быть единственным «прообразом» присутствия Христа — и тоже проиграл спор. Тяжба шла за право держателя символаю Но и примирение имперской идеи с христианской идеей, их «симфония», их сопряжение в единую систему правоверия могло происходить  всякий раз только при  медитации платонически окрашенного символизма.

26 — КУЛЬТУРА ВИЗАНТИИ VII-XIII ВВ. СЕРГЕЙ АВЕРИНЦЕВ: Литература VIII-IX вв.

В людских душах её мысли и чувства ассоциируются с загадочной, античной поэтессой, Сапфó. Но образованность и подход к жизни ставят Кассию намного выше лесбосской дикарки. Хотя незримая общность обеих — единый поток греческой, музыкально-поэтической лирики, льющейся из души в другие души. Эта глубина Кассии наиболее ярко выражена в заступничествах перед Богом за падшую, но прозревшую блудницу, а также в «Каноне не для усопших» («Kanòn anapafsìmos is kìmasin») из девяти од, чувствуется волнение поэтессы за тех, кто должен предстать перед Богом на страшном суде в апокалипсисе. Она просила Всевышнего, как человек, помиловать их, рисуя краткими и сильными строками величие Бога, высоту и несоизмеримости ни с чем силы Владыки, Суд под трубный звон, что явится с её строк к читателям. В ярких страстных стихотворных формах ею описывается паства из всех зверей перед Гóсподом в часы страшного суда, где в стихах византийской поэтессы высота гу­манизма и всечеловеческая терпимость. При всём при этом она презирает и нена­ви­дит человеческие повседневные недостатки, что выражает в слове «Mìso»— «Ненавижу»

(Aлександр Кирияцкий 2000-2017)