EXIT

К тридцатитрёхлетию со дня смерти
композитора Вениаминa Арнольдовичa Хаэтa

Ташкентский композитор Вениамин Арнольдович Хаэт не осознавал до конца ещё, что он похоронил свою жену младше себя на 8 лет. С ней вместе он шёл по жизни 51 год. Без близости Галины Еремеевны оставалось ему жить не более одного года и одного дня. Он умрёт от инфаркта на следующий день после годовщины её смерти. Тогда в конце зимы 1974 Ташкентский Академический оперный театр имени Алишера Навои готовится к премьере оперы Забавный случай с музыкой Вениамина Арнольдовича на его собственное поэтическое либретто. Почти десять лет шли во всю репетиции. Такие знаменитости, как ныне Александрова, певцы и они же прекрасные актёры давно выучили партии и ждали костюмы с декорациями для обязательной премьеры "Забавного случая". Смерть жены композитора перекрыла ему доступ к духу любви, откуда Вениамин Арнольдович ещё в 78 черпал физические и духовные силы. Он говорил дочери, моей маме: "Нина, я потерял человека, с которым прошла вся моя жизнь. Я остался на свете один " 13 марта, через месяц с лишним после кончины Галины Еремеевны в лучшем зале Ташкента под названием "Бахор" шёл концерт, где исполнялось произведение композитора Вениамина Хаэта для фортепьяно с оркестром в трёх частях. Многие музыкальные критики говорили композитору, что это - одно из лучших его последних сочинений. Он присутствовал на концерте, но его душа витала уже не здесь. Что ему почести и поздравления. Теперь он одинок и все радости жизни, как бы вне его внутреннего состояния. Ночами он почти не спал и писал музыку. Как только он ложился в кровать, в сердце накапливалась боль и тоска по супруге. Ему казалось, что она спускалась на Землю, к нему. А жизнь по прежнему заставляла композитора ходить каждый день в театр, чтоб не прервать постановку, следить за репетициями филармонии, играющей его оды с симфониями, а также, как и все предыдущие годы, участвовать в заседаниях Союза Композиторов Узбекистана. Пролетели месяцы, и Вениамин Арнольдович сразу внешне состарился. Его друг, настройщик пианино, Георгий Биндер летом записал на свой специальный стерео магнитофон его "Симфониетту для струнного оркестра" из четырех частей. Её Вениамин Арнольдович сочинил в далёкой молодости и несколько изменил в 1969 году. В первой части скрипки захватывают душу. Не повторяя не один предыдущий такт, как повествование на языке симфонической музыки, они рассказывают о весёлом НЭПовском творчестве Вениамина Хаэта. Специально, как бы издалека, из ниоткуда, в самом начале начинает имитироваться какой-то потусторонний фон в стиле авангардизма двадцатых в неразрывном сочетании с настроением и тут же исчезает перевоплощаясь в традиционную гармонию быстрого жизненного ритма композитора. Вот, как будто закончилась эта часть. Но нет, она снова вспыхивает с неожиданной силой духа Хаэта. Опять, иначе клавишный инструмент снова, как в начале номера, на пол минуты он уводит слушателей в миры авангарда. Эта часть, как ничто иное, взятое из его ранних произведений, отражает судьбу Вениамина, как предзнаменование того, когда он снова вернётся к театральной жизни после сталинских репрессий. И точно так же сама его жизнь внезапно умолкнет, как этот номер. Кончалась осень. Брат подруги его дочери Нины Хаэт, моей мамы, Павел Пeлютик попал в автокатастрофу. Ему раздробило кость ноги. Врачи настаивали на ампутации. У друга Вениамина Арнольдовича, его ровесника Александра Борисовича Явналя, за несколько сотен километров от Ташкента, в горах, жил знакомый не признанный врачами костоправ. Он спасал в таких ситуациях, и обречённые на вечную инвалидность делались здоровыми людьми. Александр Борисович, доживший в дальнейшем до ста с лишним лет, рискнул в сырую и дождливую погоду ехать с Хаэтом в горы уже покрытые снегом. Если они не поедут, Павлик останется калекой. А ведь Вениамину Арнольдовичу тогда уже перевалило за 78 с половиной лет. По дороге машина буксовала. Пока на колёса одели цепи и добрались до горного посёлка с искалеченным Павликом, у всех силы иссякли. По возвращению домой здоровье Вениамина Арнольдовича пошатнулось. В декабре 1974 года тоска по потерянной жене после тяжелейшей поездки в горы спровоцировала микро-инфаркт. Если в девяностые годы врачи признали, что после него, для выживания больной обязан лежать влёжку полгода, то в разгар застойного времени советским врачам давался негласный указ свыше избавляться от лишних, и тем более, стариков. Тогда появилась теория о "необходимости" поднимать инфарктников на десятый день и заставлять ходить. Композитора Хаэта "ставили на-ноги", и как ни странно, бывший "враг народа" и узник ГУЛАГА не умер. Тогда директор ташкентского театра оперы и балета ему высказал прямо, что если Вениамин Арнольдович вдруг уйдёт на тот свет, его оперу исключат из театрального плана раз и навсегда. Если композитор не умрёт, то живой он получит весь гонорар за постановку "Забавного случая" и тут же отдаст половину суммы директору. А если с ним случится что-нибудь, то деньги, выплачиваемые наследнице уменьшатся в десять раз, пусть Нина тогда достаёт эту половину гонорара откуда хочет, или зритель не увидит премьеру его оперы, как своих ушей. Такой же диалог состоялся у Вениамина Арнольдовича в 1957 году перед премьерой его оперы "Кот в сапогах". Именно после этого ультиматума в 1957 году Хаэта сразил первый инфаркт. Тогда, в 61 год Хаэт сумел перенести на ногах сердечную травму. Директор получил положенную долю, и опера ставилась даже после смерти композитора до середины девяностых годов. Так изнемождённый композитор отпраздновал Новый год. Январь прошёл довольно спокойно. Я запомнил на всю жизнь, как мама его ругала из-за того, что он не бережёт здоровье, когда дедушка однажды забрал меня днём из детского сада, и мы поехали с ним зимой в оперный театр, на репетицию. Я помню это послеобеденное время, как он вдруг неожиданно пришёл за мной в сад. Я не любил садик, и моей радости не было границ. Мне представлялась маршрутка, на которой мы добрались от Чиланзара до центра города, волшебной. В моей памяти запечатлелся навсегда пустой тёмный зал с освещённой сценой и сказочными, как мне казалось, декорациями. В другой вечер без разрешения мамы Нины мы пошли на праздничную ёлку во Дворце Водного спорта в тогдашнем парке Кирова, где теперь ташкентская мэрия. Я очень хорошо помню раздевалку, где мы с дедушкой сняли и оставили пальто, зал наверху и огромный бассейн с зелёной водой. В 7 лет я пришёл туда во второй раз: учиться плаванью в группе здоровья, мне мерещилось, что это - тот же дворец и совершенно другой одновременно. Всего два с половиной года спустя, я решил, что он уменьшился в два раза. Сейчас я понимаю, что я, просто, вырос. В 7 лет я всё время пытался отыскать те места, где в январе 1975 года мы сидели с дедушкой наверху, как зрители. Детям пловцы дарили балет на воде. Я помню, как первый раз в своей жизни, я увидел деда мороза со снегурочкой, плывущими на разноцветной лодке. Как самые прекрасные воспоминания той самой зимы в памяти навечно застыли кадры нашего прихода в сказочный, волшебный Дворец Водного Спорта Митрофаного. В этот же вечер Вениамин Арнольдович купил мне огромную машину. Я её раскурочил на следующий день. Когда, почти ночью мы вернулись домой, мама, точно так же, как я упрекал маму из-за того, что она изнуряла себя работой после своего обширного инфаркта в конце девяностых, она говорила: "Папа, зачем ты так поступаешь и балуешь Сашку? " А дедушка ей ответил: "Ниночка, сколько мне ещё осталось его баловать? " На самом деле не больше месяца. Четвёртого февраля на годовщину смерти Галины Еремеевны в доме у нас собралось много народу. Это наверно ужесточило внутреннее одиночество композитора. Весь следующий день мама посвятила уборке и стирке и она совсем не ожидала папиной смерти. Как не странно, я помню тот последний дедушкин вечер. В большой комнате нашей квартиры под выключателем стояло мягкое кресло, оббитое красным материалом с чёрными полосочками из стороны в сторону. Дедушка сидел на нём, смеялся и шутил с кем-то из соседей-друзей. Он тогда дружил с одним поэтом, Владиславом Зверевым. Он жил в соседнем подъезде. Вениамин Арнольдович писал на его стихи музыку. Может быть с ним он общался в ту последнюю ночь, а может, с писателем Львом Беловым. Тогда меня уложили спать в среднюю, мамину спальню. Дедушка проводил бессонные ночи в будущей моей маленькой комнате на той самой кровати, на которой я спал, вплоть, до нашего отъезда в Израиль. Мама пошла в ванную купаться. Именно в тот момент Вениамин Арнольдович закричал от боли в сердце, как только лёг в постель. Случился последний инфаркт. А композитор Хаэт ещё надеялся выжить. Нина быстро выскочила из душевой и, в мороз мокрой побежала за своей подругой Сусаной, тогдашним врачом из реанимационной кардиологии. Когда через несколько минут они подошли к кровати Вениамина Арнольдовича, у него уже страшно упало давление. Дедушка успел только шёпотом сказать: "Сусаночка... ", и сразу потерял сознание. В пол одиннадцатого ночи 5 февраля 1975 года его сердце остановилось. Искусственное дыхание не помогло. Жизнь сожгла неутомимого композитора Вениамина Хаэта, но так и никогда не позволила ему хотя бы на миг почувствовать себя старым.

Внук композитора Александр Кирияцкий EXIT